Буря слов. Яна Демидович

скрипы…

      Ангус вновь повернулся лицом к двери, без надобности проверил замок, усмехаясь.

      Около уха лязгнуло. В щёку ткнулось холодное, металлическое, а на плечо опустилась знакомая тяжесть.

      – Врасплох застал, негодник! – расхохотался Ангус, деланно вздрагивая. – Ах ты негодник…

      Мини-птеродактиль – кожистое тельце, медные коготки и клюв – довольно ткнулся в него ещё раз и упорхнул, спасаясь от хозяйской щекотки.

      Посмеиваясь, Ангус прошёл в комнату. Бережно опустил чемоданчик на стол. Огляделся.

      К нему спешили, струились, летели… Со свитков, обрывков и мятых салфеток… С аккуратных стопочек разлинованной бумаги… сереньких листков, с мясом выдранных из блокнотов…

      Фантазии окружили кремата. Уселись рядом – четырёхногие, двуногие и вовсе без ног. По-детски шаловливые – и чинные, как породистые пожилые леди. Немые и таящие в себе едва ли не божий глас…

      Он помнил каждую из них столь же чётко, как и день, когда впервые нарушил правила.

      Ангус чуть прикрыл веки.

      Паноптикум. Девушка у края сцены. Какой-то год назад.

      Глаза открылись.

      Дар кремата, мага, что мог законно умерщвлять живое, внезапно раздвоился, повёл в разные стороны. И Ангус стал не только жечь. Но и спасать.

      Так появился Инкубатор.

      – Ну что, ребятки… Я принёс новичков… – тихо сказал он. Улыбаться больше не хотелось.

      Ангус открыл чемодан. Внимательные глаза уловили движение, рука легонько тронула самый верхний свиток.

      Недописанное. Недоделанное.

      И брошенное.

      – Кто тут у нас… Не бойся. Я в тебя ве-е-рю…

      Нежно-нежно. Ласково-ласково.

      Строчки, написанные изысканным, каллиграфическим почерком, дрогнули, расступились, очищая пространство. Из двумерной плоскости листа стала подниматься макушка: маленькая, детская… Цвета бирюзовой морской воды в золотых, солнечных блёстках.

      Из водорослей волос выглянула летучая рыбка. Перепрыгнула с места на место, дыша воздухом. Скрылась в гущине.

      На кремата уставился ртутно-серый, печальный глаз. В точности того самого цвета.

      Внезапный ветер сдул бирюзовую чёлку – и Ангус замер.

      Второго глаза не было. Вместо него зияла пустая глазница. Будто чайки выклевали.

      Ангус вздохнул, попытался ободряюще улыбнуться.

      – Ничего, малышка. Я помогу.

      Вместо ответа голова нырнула в бумажный омут, спряталась, словно мышь в норку.

      «Помогу…»

      Наморщив лоб, Ангус пробежался по строчкам.

      Дитя Лагуны… Бирюза…

      История Фантазии занимала только четверть свитка и обрывалась зигзагом – острым, точно скала над пропастью.

      Ангус кивнул.

      С пальца его сорвалась искра, в которой за мгновение промелькнули все цвета радуги. Краешек свитка, на котором чернели страшные слова, обуглился, улетел прочь сигаретным пеплом.

      Ангус взялся за перо.

      И начал писать.

      …Разумеется, первый раз было тревожно. В Крематорий приходили, точно на встречу с психиатром: