В тени больших вишневых дереьев. Михаил Леонидович Прядухин

должен быть порядок: каждый сверчок – знай свой шесток. Просто, подлая натура этого человека, получала моральное удовлетворение, когда кому-то было плохо, и его разум, практически полностью съеденный алкоголем, как у животного, инстинктивно стремился унижать своих подчиненных, чтоб, на ихнем фоне, казаться выше.

      Отработав смену, Сергей вернулся в палатку на прачке. Войдя в нее, он, как не в чем не бывало, прошелся по продолу, и сел на свою кровать, на которой не сидел больше двух месяцев. Даже в приглушенном свете, он краем глаза видел, как вытаращив шары из орбит, на него смотрели кладовщики, прачки, писари, банщики и прочая гоп-компания, загасившаяся на отшибе полка.

      Вообще-то, войска искренне ненавидели всю эту «гоп-компанию», резонно пологая, что им выпала халява, и все тяготы армейской службы, в боевых условиях, они скинули на них, при этом снимая все сливки от войны. Не секрет, что все писари, кладовщики, банщики, домой возвращались, как минимум, с медалью «За б/з»[50]; участвуя в разграблении различных складов, вместе со своими командирами, они, неплохо набивали карманы афошками[51], и на дембель тащили баулы шмоток не меньше, чем у офицеров. Ежедневное облизывание своих командиров, давала им возможность выезд с ними в Герат, на шопинг в дуканы, что было табу для обычного солдата. Много они еще имели маленьких, но очень приятных привилегий, которые и не снились какому-нибудь младшему сержанту, стоящему в карауле, на пятидесятиградусной жаре, и глотающему раскаленную пыль подымаемой Афганцем[52].

      Но у всей этой братии, абсолютно не было обратной дороги назад – в войсках, их, зачморят по любому, независимо от того, дембель он или чиж, другой вариант, для них, там не был предусмотрен. Вернувшись домой, Сергей увидел, как именно эта публика гнет пальцы, и рвет рубахи на груди, говоря, что мешками свою кровь проливали в Афгане, тыча боевыми медалями, к котором, они, на самом деле, отношения никакого не имеют. А те, кто действительно «хапнул по самое не хочу», предпочитают молчать, и уходить от вопросов на данную тему, лишь иногда, хорошо закинув за воротник, выдавить из себя пару пьяных фраз, и тут же осечься.

      Вот такой ОКСВА наполнял палатку на прачке, и местные старослужащие играли по правилам войск, изображая из себя дембелей, дедов и черпаков, гоняя тамошних чижей. В запредельной дедовщине, в полку, была хоть какая-то честность: солдаты, обозленные тяжелыми условиями быта, службы, голодом и войной, вымещали ее на молодых, а тут она была нелепой, и все же вопреки всему – она там была. Повара с кладовщиками совсем недавно примкнули к этой братии, по приказу нового зампотыла Фурса, и их «неприкасаемость» была снята с них, потому, что местная гоп-компания и так неплохо жила.

* * *

      – Э-э, ти что, попуталь, кто тебе разрешаль садиться шконарь? – вставая с кровати, и направляясь к Пожидаеву, спросил его узбек по имени Назим.

      Он был банщиком, дедушкой, и почему-то авторитетом на прачке, хотя, его физические данные были

50

За б/з – медаль «За боевые заслуги».

51

Афошки, афгани – местные деньги.

52

Афганец – ветер, который, ежедневно, в летнее время, подымался примерно с 10 утра, и стихал ближе к 7 вечера; различной интенсивности: от легкого бриза до урагана.