Планета в клетке. Александра Нюренберг

паника, пока сдерживаемая дисциплиной. Из-за рощицы выбежал король, подняв руки и звучно выкрикивая:

      – Домой, господа! Уходим!

      Как ни забавно, вид бегущего короля совершенно успокоил присутствующих. Быть может, потому, что Джонатан не выглядел испуганным, но встревоженным – и опять же, не за себя.

      Неторопливо появился начальник разведки.

      Пока луны менялись местами на северном склоне неба, дамы и господа, не теряя достоинства, удалялись в альпийские кущи, полезные для львиного здоровья.

      Там ещё некоторое время мелькали их фонарики. Мифический звон колокольчиков терялся среди их ропота и смеха. Да, они смеялись… таков Малый народец. Их гораздо труднее заставить плакать.

      Но выражение румяного лица Джонатана, задержавшегося с остролицым в арьергарде, не было весёлым.

      – Это то, что я подумал?

      Остролицый огрызнулся:

      – Откуда я знаю, ваше величество, я ведь не информант, чтобы читать мысли. Я всего лишь глава вашей разведки.

      Джонатан не оборвал хамоватого разведчика, но, скрывшись за стволами травы, последний раз обернулся.

      Лужайку, залитую прыгающим светом, увидел он. Клавдий со своей умной подругой медленно поднялись. Варианты рыжего отлично гармонировали с зеленью лужайки.

      Серые Врата приближались, когда Ионафан жестом остановил спутника. Тот вопросительно приблизился, хотя кобыла загарцевала и вдруг раздула ноздри, точно учуяв что-то постороннее.

      И была она права. Ибо запах небытия совершенно излишен для нашего мира.

      Далеко на востоке ещё виднелась последняя пара змей. Та, что смотрела на мир без иллюзий, ярко осветилась мелькнувшим из ниоткуда светом. В её глазу отчётливо зажёгся пронзительный шарик огня.

      Ионафан сделал жест, который можно было истолковать только, как просьбу или приказ отдать что-то. Младший послушался. Склонив голову, он рылся в седельной суме. Затем он протянул нечто блеснувшее старшему. Тот забрал протянутое и тут же поднял свободную руку.

      Разом луны погасли. Только змеиное изваяние, будь оно одушевлено, смогло бы что-то разглядеть в такой тьме.

      Правда, случайное облако тут же отплыло.

      Ко вратам неторопливо рысил старший всадник. Он держался за упряжь одной рукой. Другой он стиснул длинную гриву кобылы, порывавшейся удрать вместе со своим всадником, который теперь неподвижно свисал с седла. Его руки касались редкой выжженной травы, а выражения глаз не сумела бы разглядеть мрачная статуя – слишком далеко.

      Ионафан не добрался до Врат. Он шепнул тайное слово, и конь замер. Некоторое время всадник со своим печальным ведомым напоминал по неподвижности камень. Внезапно он ожил и, бросив на произвол степи ведомого, так скоро погнал коня обратно к ограде из змей, что на мгновение слился с темнотой.

      Рассказывает «военнообязанное лицо».

      Она рассматривала то, что вытащила из нутра моих командирских, а я с пола рассматривал её – и в этом повороте играющего света