Когда ты был старше. Кэтрин Райан Хайд

бы обошелся. – Самолеты-то не летают, я хотела сказать. Слышала, что арендуемые машины по всей стране разобрали вмиг.

      – Да-а. Я тоже такое слышал. От любой арендной фирмы, куда обращался.

      – Н-да, просто для нас такое облегчение видеть тебя. И прежде всего, прежде чем я еще хоть слово произнесу, мы очень, очень сожалеем о твоей маме. Бедное дитя, ты, должно быть, безутешен. Не могу молчать о таком. Но… прошу тебя, не пойми это превратно, голубок… мы Бена любим. Ни в коем случае мы бы не оставили его одного, даже на пару-тройку дней. Но, говоря по правде, голубок, мы просто представить себе такого не могли. Нам просто не хватает терпения. Совсем. Мы своих двоих подняли, и этого вполне достаточно для всяких там «кто не спрятался, я не виноват».

      – Да-а. Как вообще Марк себя чувствует? – это был еще один из тех парней, с кем я ходил в школу, не говоря уже о том, что мы были сверстниками и прожили по соседству восемнадцать лет.

      – О, прекрасно, но теперь он говорит, что хочет в армию записаться, и я готова скрутить ему шею.

      – Тут будто эпидемия, – сказал я.

      – Что ж, полагаю, люди считают, что надо что-то делать.

      Тут-то я и понял, что сил для бесед с посторонними больше нет. Пусть даже теперь в этом виноват я сам. Надо быть осмотрительнее.

      – Однако… вернемся к Бену. Вы рассказали ему о…

      – Ой, а как же, голубок. Мы все ему рассказали, прилично, как могли, мы даже отвезли его к врачу вашей мамы, чтобы тот объяснил Бену про то, что такое аневризма. А он потом по пути домой спрашивал – уже примерно в сотый раз, – когда она вернется. У нас уже просто силы иссякают… вот, мы просто этого больше не вынесем.

      – Так давайте его сюда.

      – О, а здесь его нет.

      – Нет? Мистер Джесперс сказал…

      – Голубок, мы старались, видит Бог, старались. Но ты же знаешь своего брата. Все должно быть знакомо. Должен держаться тот порядок, который он установил. Вот мы и укладывали Бена спать в его же собственную кровать, и Фил потом несколько ночей спал на диване у вас дома на случай, если Бену понадобится что-нибудь или он испугается. Но сегодня вечером сообразили, исходя из того, когда ты позвонил и все такое, что ты приедешь весьма скоро. Бен ложится спать в восемь. Каждый вечер. В восемь. Ни минутой раньше. Ни минутой позже. Подожди, я дам тебе ключ.

      Она пропала из дверного проема, а я стоял, сдерживая легкую дрожь. Смотрел на желтоватый, облепленный насекомыми фонарь на крыльце и щурился. Устал так, что на мгновение потерялся, не в силах сообразить, где нахожусь. Все вокруг побелело, как бывает на какую-то долю секунды перед тем, когда теряешь сознание.

      Что-то во мне не желало возвращения Патти. Потому что сил у меня на нее не было. Только это глупо, конечно же. Ключ-то мне был необходим.

      Через секунду она вновь появилась и сунула ключик мне в руку.

      – Тебе придется отвезти его на работу утром. Он встает рано.

      – У Бена есть работа?

      – О, да-а. А как же, голубок. Ты не знал? Бен пакует бакалею уже где-то около двух с половиной лет. Получается по-настоящему хорошо. Он всем нравится. Правда,