Когда ты был старше. Кэтрин Райан Хайд

до этого совсем нет никакого дела, – отозвался он.

      Я смотрел, как наливается светом небо.

      – По мне лучше бы сообщение пришло на голосовую почту.

      – Могу ошибаться, – заговорил он, – и если я ошибаюсь, то прошу извинить. И даже если я прав, то понимаю: это не моего ума дело. Только можно подумать, что у вас шуры-муры с женой вашего лучшего друга. А тут я просто и не знаю, что можно такому мужчине сказать. Даже если это и вовсе не мое дело. Только это, скажем так, оказалось в моей машине. Иначе бы…

      – Я никогда ее не трогал. Мы друг друга вообще не касались. Никак. Никогда. Просто это было что-то, что случается… понимаете… на уровне чувств. Это были просто чувства.

      – Там, откуда я родом, – сказал водитель, вцепившись в руль так, что побелели костяшки, – никаких просто чувств и быть не может к жене твоего лучшего друга.

      Вспышка собственного гнева удивила меня.

      – Вот, спасибо, – произнес я. – Спасибо, что учите меня уму-разуму. Вам, похоже, все известно, так… соблаговолите уведомить, как существовать, не имея чувств?

      Долгое молчание. Я наблюдал, как у него ходили желваки. Потом я повернулся к боковому зеркалу и стал смотреть, как краснеет небо. Мне показалось, он просто выискивает местечко, где меня высадить.

      – Примете мои извинения? – спросил он.

      – А-а, – вырвалось у меня. Немного ошарашенно.

      Я все еще не пожал протянутую руку.

      – Вы правы, – сказал он. – Абсолютно правы. Прошу извинить. Сердцу и впрямь не прикажешь, оно на свой лад бьется. О многом ему и не расскажешь. Я так считаю, что ответ держать следует за то, что ты на деле совершаешь. Ну… прощаете мою вспышку?

      – Нечего и прощать, – сказал я, глядя на протянутую руку. Пожал ее. Ладонь была мозолистая и сухая. – Просто все слегка взвинчены. Чувствительнее обычного.

      – Это я усек.

      Мы долго ехали в молчании. Я видел, как он достал из кармашка оранжевой кофты зубочистку в обертке, как высвободил ее из бумаги. Я ждал, что он начнет ковыряться в зубах. А он попросту зажал ее в уголке рта. Самая маленькая в мире сигарета – без грозящих бедой дыма и огня.

      О ветровое стекло бились насекомые. Мы ехали в окружении сельскохозяйственного ландшафта, и большие жуки один за другим ударялись в стекло, каждый оставлял после себя беловатую кляксу в момент гибели.

      – И потом, – продолжил водитель, будто наш разговор и не прерывался. – Вы сказали ей в точности то, что надо. Только не над мертвым телом.

      Я еще немного посмотрел на жуков.

      – Не так-то это было благородно, как казалось, – выговорил я.

      Вспомнилась шутка, которую мой приятель Марк рассказал мне еще в школе. Я рос с ним по соседству. Только, если честно, у нас никак не получалось поладить.

      Что последним лезет в голову жуку, когда он бьется о ветровое стекло? Его жопка.

      Мне не казалось это забавным.

      Может быть, дело в переизбытке сочувствия с моей стороны, а может, у меня просто слишком хорошо развито чувство справедливости. Проблема этой шутки в том, что она смешна, только если ты не жук. Зовите это чудачеством, но я не мог не почувствовать