Когда ты был старше. Кэтрин Райан Хайд

расстраивало по сравнению с тем, если все вокруг принимать за настоящую действительность.

      Голос Бена вывел меня из забытья.

      – Ты хочешь узнать… что?

      – Что?

      – Ты хочешь узнать… что-нибудь?

      – А-а. Такого рода «что». Ладно. Расскажи мне что-нибудь.

      – В таком большом городе. Стоят такие большие здания. А кто-то летит в самолете. Прямо в них. Два самолета, я имею в виду. И они сгорают. Здания, а не самолеты. Н-да, оба.

      – Я знаю, брат. Я был там.

      – Ты был? Ты же не сгорел.

      – Я был настолько близко, чтобы увидеть все, но не так близко, чтобы сгореть.

      – А-а, – протянул Бен. – Ты хочешь узнать… что-нибудь еще?

      – Обязательно, – ответил я, хотя это было не вполне правдиво.

      – Куда ты уезжал, братишка?

      Я с трудом сделал долгий вдох, потом медленно дал воздуху выйти обратно. Понимал: рано или поздно у Бена появятся вопросы. Но, честно говоря, думал, что первый будет о маме.

      – Я уезжал в колледж. Ты знаешь об этом.

      – А-а. А ты уже… как это называется? Когда заканчиваешь? Школу.

      – Ага. А ты?

      – Я закончил.

      – Когда успел?

      – Года два назад.

      – А-а.

      Квартал-другой мы проехали в неловком молчании.

      – Потом я отправился в Нью-Йорк.

      – Нью-Йорк! Это же название того большого города, где здания…

      – Точно, брат. Я знаю.

      – Ты хочешь узнать еще что-нибудь? – он не стал дожидаться, когда я отвечу, хочу или нет. – Я много знаю про раскладку бакалейных товаров в пакеты. Это не так просто, как кажется. Тут многое надо знать. Нельзя ставить слишком много стеклянных бутылок и банок вместе, а то они ударятся друг о дружку и разобьются. И ни в коем случае нельзя класть яйца в самый низ. И ни в коем случае – хлеб в самый низ. Можно вниз кое-что из фруктов положить, если они твердые, вроде кокоса, но нельзя, если мягкие, как персики. И все должно ровно расположиться, иначе людям будет трудно нести. И нельзя, чтоб было слишком тяжело и у пакета рвалось дно. Я готов спорить, что ты не знал, что для этого так много нужно знать.

      – Наверно, не знал, – согласился я и вдруг почему-то подумал, что готов убить за сигарету. Больше четырех лет не курил. Смотрел, как рушились башни, и ни разу даже не подумал закурить.

      – Спорим, я знаю об этом больше, чем ты.

      Было непонятно, с обидой он это высказал или с гордостью. Или с тем и другим вместе.

      – Определенно ты больше.

      – Спорим, ты не думал, что есть что-то, что я знаю лучше тебя.

      – Когда-то ты все знал лучше меня.

      – Разве? Я этого не помню.

      – Ну да, было дело.

      – Но я этого не помню. Это там. Прямо там. Герсонов рынок. Прямо там, на углу.

      Я заехал на парковку. Остановился. Подождал, пока Бен выйдет. Но он, похоже, больше не торопился. Я глянул на часы. У него оставалось еще целых три минуты. Бен отстегнул ремень, но больше не двинулся с места.

      – Эй, братишка, – сказал он. –