Когда ты был старше. Кэтрин Райан Хайд

подошел к входной двери. Появилась ее голова, и она жестом показала мне: идите вокруг. Я сделал, как велели, дошел до крохотной парковки пекарни и увидел служебный вход на кухню. Дверь была открыта.

      Увидев, что я вошел, она улыбнулась. Это было приятно.

      Казалось, давненько уже мне никто не улыбался.

      – Вот, – произнесла она. – Вы снова пришли, брат Бена.

      Я так устал, настолько впал в уныние, что едва ли не с готовностью принял свое новое имя. И никак на это не ответил.

      – По воскресеньям мы раньше восьми не открываемся. Вот я еще даже пончики не нарезала. Но вы входите, поговорите со мной. Много времени это не займет. А кофе уже готов. Не обижайтесь, но выглядите вы очень плохо. Хуже, чем вчера. А я надеялась, что вам станет немножко лучше.

      – Намучился ночью с Беном. У вас есть ведро? Что-нибудь, куда бы я набрал воды? И еще жесткая щетка или большая губка?

      Она бросила на меня странный взгляд – ни понять, ни разобрать.

      – Ваша мама ничего такого в доме не держала?

      – Это не для меня. Для вас. Для вашей витрины. Кто-то в нее швырнул яйца.

      Ее улыбка пропала. Я слышал, как она пробормотала что-то вполголоса, но ничего не разобрал. Не уверен, что сказано было по-английски.

      – Прямо в имя моего отца?

      «Вот, значит, кто такой Назир», – подумал я. Другая половинка ее «мы». Я, по-видимому, не очень спешил с ответом. А потому она продолжила:

      – Вот, может, пончики через несколько минут и не поспеют. Придется мне сначала заняться другим делом.

      – Да нет, все путем, – сказал я. – Вы делайте пончики. А я примусь за витрину. Мне только нужно ведро и что-нибудь, чем скрести.

      Она довольно долго смотрела мне прямо в лицо.

      – Вы уверены?

      – Полностью.

      Она исчезла в кладовке и вышла оттуда с алюминиевым ведром. Я смотрел, как она налила в него горячей воды из большого производственного двойного рукомойника. Добавила струйку жидкости для мытья посуды. Из ведра шел пар, когда она вручала его мне. Я подумал, что про щетку она забыла, но, заглянув в ведро, увидел конец ручки, торчавший из пенящейся воды.

      – Не знаю, зачем вы делаете это, – сказала она. – Но это приятно. Спасибо вам.

      – Не знаю, зачем вы одарили меня кофе и пончиками вчера. Но люди, случается, делают приятное друг другу. Не все козлы. Думаю, я приношу вам извинения за того, кто швырнул яйца. От имени всех граждан моей страны.

      Она слегка рассмеялась. Было приятно видеть, как понемногу к ней возвращается легкость.

      – Вина-то не ваша, – заметила она. – Вы не сделали ничего дурного.

      – Точно. Попадись мне этот сукин сын, именно это я и скажу ему про вас.

      Теперь на ее лицо, похоже, вернулась так присущая ему мягкая улыбка. И я подумал: «До чего же невелика цена за это».

      – С той стороны здания, в переулке между нами и банком, есть шланг. Он очень длинный. Мы им пользуемся, чтобы мыть у входа.

      – Прекрасно. Я мигом обернусь.

      Я вышел в прохладное утро, радуясь простому, вполне понятному заданию. Когда-то этот утренний час мой отец называл