Когда ты был старше. Кэтрин Райан Хайд

пытался передать всю свою досаду.

      – Расти? – мужской голос. – Это Расти?

      В груди у меня защемило. Чуть позже боль разрастется в сокрушительную силу. Словно зажмет сердце в тиски. Я понятия не имел – тогда, – надолго ли она поселится во мне. И до чего же мало окажется у меня сил, чтобы сопротивляться ей. Понимал только одно: зачем-то звонили из мира, оставленного мною давно в прошлом. Из вымышленного места под названием Канзас. Потому что никто не называл меня Расти. В этом, реальном мире.

      – Это… Рассел. Говорит Рассел Аммиано.

      – Расти. Хорошо. Это Фил Джесперс. Из Ниебурга. Помнишь меня?

      – О-о. Мистер Джесперс. Точно. Обязательно. Отец Марка. Из… соседнего дома.

      – Верно.

      – Я тут спеш…

      – Оставь это на минутку, сынок. Как тяжко. Так скверно. Мне жаль… а-а, черт… не имеет значения, чего мне жаль, так ведь? Ты сидишь? Возможно, захочешь сесть, когда узнаешь.

      Именно в этот момент боль и сдавила тисками.

      Что-нибудь случилось с Беном, подумал я. Печально. Очень печально. Но я переживу. А вот бедная мамочка…

      Я сел.

      – Это касается твоей мамы, – донеслось из трубки.

      – Мамы?

      – О боже, Расти. Не мне бы тебе звонить. Доктор собирался. Но я сказал: «Нет, позвольте мне». Сказал: «Расти меня знает. Будет лучше, если от кого-то, кого он знает». Теперь вот жалею, что открыл рот.

      Долгая пауза.

      – Моя мама? – произнес я.

      – Искренне сочувствую, Расти. Она скончалась.

      Прошло какое-то время, по-моему. Не уверен, сколько именно.

      – Этого не… может… я хочу сказать… Что случилось?

      – Ну, точной уверенности нет, но врач считает, либо удар, либо аневризма мозга. Он собирается делать… Он будет разбираться. Скоро мы узнаем больше.

      Прошло еще сколько-то времени.

      – Где Бен? – спросил я.

      – Он у нас. В данный момент он с нами. Но долго это продолжаться не может. Ведает Бог, Расти, как неприятно мне вот так ошарашивать тебя разом. Просто дьявольски неприятно. Но приходится. Тебе нужно возвращаться сюда и сбыть его с наших рук. Чем скорее, тем лучше, – я глянул в окно. На свою работу на том берегу реки.

      Подумал: «Не смогу сделать этого. Я и так опоздал на работу».

      Взглянул на часы: 8:39 утра.

      – Я не могу забросить свою жизнь и заботиться о Бене, – сказал я.

      – Что ж, тогда брось свою жизнь на минутку и сообрази, кто сможет. Потому как я до чертиков уверен, что не смогу. И до чертиков обязательно, что кому-то придется. Слушай. Тебе все равно нужно приехать домой, устроить все в связи с твоей мамой. Пока будешь здесь, просто подберешь какой-нибудь вариант с Беном. Вдруг решишь, что его нужно в какой-нибудь дом поместить. Никто не сможет принять этого решения за тебя. Или, может, сообразишь, с кем еще он мог бы жить. Только так или иначе, но тебе придется выбраться оттуда. И как можно скорее.

      Я наблюдал (будто пребывал не в собственном теле, а где-то еще), как упорство покидает меня. Всякое желание сопротивляться. Фил был прав.