Долина каменных трав. Владимир Прягин

врага.

      В пересказе получается долго, но на деле всё это длилось считанные секунды. Мы с Лизой так и остались стоять столбом, а вот патлатый сориентировался быстрее – выхватил из-за пазухи длинную камышовую трубку, поднёс ко рту и дунул, резко и шумно. Их трубки вылетел тонкий дротик – и угодил русалке в плечо.

      Дротик этот был нашпигован чарами до предела – иначе как бы он смог воткнуться в создание, состоящее из пустоты и воды? А он воткнулся, причём на совесть. «Кожу» вокруг укола покрыла ледяная короста, которая начала расползаться в стороны.

      Такая заморозка, похоже, причиняла дикую боль, потому что русалка натурально взбесилась – дёрнулась, зашипела как мокрая тряпка под утюгом и, размахнувшись уцелевшей рукой, швырнула в патлатого горсть мерцающих шариков. Это тоже были капли воды, только очень большие, каждая размером с виноградину или вишню.

      Но вода была явно не родниковая – капли прожгли рубаху, разъели кожу. Патлатый упал, зажимая рану на животе. Сквозь пальцы как будто проступили чернила – так выглядела кровь под луной.

      Его предводитель тем временем застыл неподвижно, весь опутанный сетью. Сейчас он особенно напоминал истукана, которого кто-то вытесал, а потом по дурости нарядил в человеческую одежду.

      Я подумал, что русалочьи чары лишили его всех сил и умений, но оказалось – нет. Кречет просто сосредотачивался, готовил себя к рывку, пока речная дева с патлатым мордовали друг друга.

      И вот истукан ожил, поднял голову. Серебристая сеть на нём потускнела и подёрнулась инеем. Он резко повёл плечами, и капли воды превратились в крупинки льда, осыпались на траву.

      Потом он взвесил в руке секиру.

      Русалка, обернувшись к нам, взвизгнула-прошипела:

      – Бегите!

      Лиза всё так же стояла в ступоре, поэтому я схватил её за руку и потащил к просвету, который виднелся в зарослях. Уже за кустами притормозил, обернулся – и сразу понял, что не забуду эту картину до конца жизни.

      Патлатый лежал, повалившись на бок. Трава там была куцая, невысокая, поэтому чернильную лужу, которая перед ним растеклась, я видел хорошо, даже слишком. Недалеко от мертвеца стоял Кречет и держал за горло русалку. Та уже едва шевелилась и почти вся покрылась ледяной коркой.

      Кречет отвёл для удара руку, в которой была секира. Он, как мне показалось, тоже немного растерял свою прыть – сеть его всё-таки ослабила. Но можно было не сомневаться, кто выиграл эту драку.

      Остриё лезвия-полумесяца ткнуло русалку в бок, она застонала. Мраморный человек уставился ей в лицо:

      – Ты – слизь, речная отрыжка. Всё ещё полагаешь – я опоздал?

      – Ты всегда опаздываешь, долдон. Река быстрее тебя.

      – Вонючий ручей когда-нибудь пересохнет. Камень останется.

      Русалка, уже совершенна оледеневшая, попыталась что-то ответить, но Кречет дёрнул лезвие вверх и вспорол её одним махом. Зазвенели осколки, рассыпались по земле – посланницы реки больше не было.

      Я побежал, таща Лизу на буксире. Мелькали кусты, деревья,