Ржавые листья. Виктор Некрас

и не ждала, она знала ответ – да, опять.

      Вся ошибка князя Ярополка была в том, что он посылал с теми загонами молодых витязей, которым и скрыться от ворога – стыд, и удаль свою показать охота. Послал бы его, Волчьего Хвоста – Военег и через страх бы переступил, и через стыд свой, и через славу, а добрался бы до головы степного волка…

      Забава грустно спросила:

      – Чего ты себя зря терзаешь? Ведь двенадцать лет уже минуло, и Святослава не воротишь…

      – Молчи, – грубо оборвал жену воевода. – Двенадцать лет – не сто! Святослава не воротишь, верно, да только Куря зажился на свете. И не будет мне покоя, доколь до глотки его не доберусь!

      Военег не договорил и смолк. Да про что и говорить – про то, что зубы съел на тайных делах? Так Забава про то знает. Он опять налил полную чашу.

      Забава хотела что-то сказать, но передумала. Оделась, подошла к окну, подняла раму и распахнула настежь обе створки ставней. В изложню ворвался свежий воздух и вместе с ним – шум просыпающегося весеннего города. Где-то ржали кони, мычали коровы, слышались голоса людей, в саду заливисто заголосили птицы.

      Стукнув в дверь и пристойно помедлив несколько мгновений, вошёл тиун. Быстро и незаметно окинул изложню взглядом и, видно, враз всё поняв, ничуть ничему не удивился.

      – Утренняя выть готова, боярин. Волишь подавать?

      Военег Горяич вздохнул – слов нет, до чего его тяготили все эти обычаи боярской жизни, его, простого воя, собственной храбростью выбившегося сперва в гридни, а потом и в воеводы. А паче всего тяготило его слово «боярин», которым его, гридня, упорно величали слуги. Но отвергнуть эти обычаи он уже не мог: не зря говорят – кто имеет власть, тот не имеет воли. И уже не всегда вспоминал, что нужно поправить слугу – гридень он, а не боярин!

      – А подавай, – легко кивнул воевода, вставая, и тут же, заметив непроизвольное движение Забавы к кувшину, словно бы мимоходом прихватил его с собой. В её глазах плеснуло разочарование. Она знала, как пройдёт весь день до вечера. Знала, что он будет весь день пить, мешая вино и пиво с мёдами и не пьянея. Будет мрачно глядеть в одну точку, а на все её попытки с ним заговорить – отмалчиваться или отвечать коротко и сердито. Привыкла.

      2

      Князь Владимир ждал. И не стоило заставлять его ждать долее. Он, небось, уже все окна себе в тереме лбом протёр – когда же Свенельд объявится. Объявится, не умедлит, пусть князь не сомневается.

      Солнце проглянуло из-за облака и длинные яркие лучи золотом брызнули по окоёму. Дрогнувший туман клубами начал стекать с лесистого холма к Днепру. Из тумана выглянули островерхие крыши Будятинского погоста. Бывшее имение княгини Вольги, а потом Малуши, второй жены Святослава и матери Владимира процветало. Теперь здесь был острог и охотничья усадьба самого великого князя Владимира Святославича.

      Свенельд шевельнул плечом, и десять конных сорвались с места, дробно простучали копытами