Мастер Лабиринта. o'Daniel Thistle

слепая добыча. Я.

      Я не вижу ничего. Совсем ничего. Это пройдёт. Главное, дышать. Медленно и под счёт.

      Я не сказал Риттеру правду. Я никому не сказал. В таком не признаются, это позор. Я точно знаю, что у меня не дейтерия Рейна-Клаттера.

      От неё не слепнут.

      – Я не вижу. – Голос Риттера далёкий и трескучий. Я разделил внимание – на дыхание и на его слова. Угу, я тоже не вижу.

      –… Не вижу вирусных кластеров. Даже если бы они у тебя в принципе могли быть. – Продолжил Риттер. – Здоровая сетчатка. Я бы тебе сказал, что у меня нет соответствующего оборудования, и это правда… но здоровые глаза я от больных могу отличить. Всё с тобой нормально.

      Тьма вокруг. Я замурован в неё.

      Обруч щёлкнул и отпустил. Я прижал ладони к вискам, унимая пульсацию крови. Встать не пытался.

      – Конечно, будь у меня оборудование, я бы тебе многое мог сказать… Хотя бы электронный микроскоп. Ты сам видишь, в наше нищее время… В порядке твои глаза. Уставшие, но в порядке. К психиатру тебя водили? Может быть истерическое.

      Истерическое. Я что, пришёл, чтобы меня оскорбляли?

      – Я пишу много. Можно я ещё посижу? От капель всё плывёт.

      Я пишу много, потому что когда потеряю окончательно способность различать цвета – последняя стадия диагноза, или, когда ослепну окончательно – если за очередным наплывом тьмы не последует просветление, стану никем. Что за художник без зрения? Пытаюсь успеть – нарисовать лучшее из того, на что способен. Всё – не то. После каждой картины, после каждого наброска я себя ненавижу. Я недостаточно хорош. Недотягиваю. Мне нужно время: научиться, понять, почувствовать, сделать лучше. Не спешить.

      –… раз проблема не в сетчатке – значит, в голове. – Голос Риттера отдалялся. Он отошёл к столу, заваленному журналами полувековой давности. Старики не могут приспособиться к новому миру. Чем-то там позвякивал и шуршал.

      – Меня много раз обследовали.

      – Не рад, что правильно сомневался?

      Не знаю. Нет, не рад. Теперь у меня даже вопросов нет, не то, что ответов. Зачем меня обманывать? Ведь если Риттер не соврал сейчас – а я ему склонен верить (я сейчас что угодно склонен, лишь бы не думать о Рыбе), значит, меня опять обманывали. Четыре долгих месяца. Я капал капли, от которых хотелось глаза себе выцарапать.

      Те ночи, когда я не вижу спасающейся бегством Золушки, мне снится, что я иду по коридорам, касаясь руками стен, и у меня сухие дыры вместо глаз. Сны о Золушке – отдых по сравнению с ними.

      – Я не знаю что делать… Что мне делать, профессор Риттер?

      Я льстил специально, никто его больше не называет профессором. Хасан последний, кто называл.

      – Раз проблема в мозге – то тебе нужен тот, кто занимается мозгами. Я знаю кое-кого. Доктор Девидофф… не врач, но учёный. Лаборатория на четвёртом уровне. Только тебе туда нельзя ведь?

      – Мне и сюда нельзя.

      Ещё ниже точно нельзя.

      –… Девидофф работает с головами, и там есть всё, что только люди придумали. Кого только нагнуть пришлось, чтобы достать… РЭГ,