Мастер Лабиринта. o'Daniel Thistle

вы посмотрите, что с моими глазами?

      Просьба, ради которой я пришёл. Которую столько раз репетировал.

      Старая обезьяна Риттер молчал. Прежде он мне казался лучше. Не тем, кто будет упиваться коротким моментом власти.

      – Осмотр – семьдесят тхен. – Наконец сказал он. – По прейскуранту.

      Я кивнул. Присел к рюкзаку и достал из внутреннего кармана всё, что было, оставив лишь россыпь монет – для эскалатора наверх. Положил на стол, не считая.

      Риттер махнул в сторону жуткого кресла.

      – Можно я здесь? Я не хочу. Оно, наверное, грязное, и… – Ладони мгновенно вспотели. И это я ещё не представлял в образах, кто в нём и по каким причинам до меня сидел.

      – Можешь проваливать. – Взгляд Риттера впился, как отвёртка. Он что-то решал, что-то подсчитывал. Если я не сделаю, как он хочет – то уйду ни с чем.

      Я стянул куртку, положил на рюкзак. Приблизился к креслу медленно и опустился на самый край пластиковой обивки.

      Передняя часть сидения был чуть выше задней, так, что приходилось балансировать, чтобы не опрокинуться. Опереться спиной не на что – разве что на прут за позвоночником. Приходилось напрягать поясницу и шею, чтобы не завалиться. Ноги мои до пола не доставали.

      – Внизу есть поручни.

      Я обернул ладони манжетами рубашки, прежде чем нащупать горизонтальные трубки под сидением. Вообразил, как на них теснятся три миллиарда микробов. Даже если Риттер дезинфицирует. Старик вдруг схватил меня за голову и толкнул назад. Металлические щелчки – вокруг моего лба сомкнулся обруч.

      – Эт-то не обяз-зательно.

      – Помолчи. И смотри на потолок.

      Надо мной нависало большое параболическое зеркало. А в нём съёжился крохотный, перевёрнутый вверх тормашками Олег.

      У меня светлые, словно выбеленные, волосы, ресницы и брови. Треугольное лицо с острым подбородком и тонким ртом. Глаза цвета серой платины, с покрасневшими от напряжения веками.

      Взгляд пустой. Моргать забываю. Омерзительно. И весь я… Я все ещё жду, когда начну расти. Слишком худой и низкий для своих почти шестнадцати. Слишком худой и низкий для аристы.

      Я похож на маму, а брат похож на отца. В школе меня дразнят молью. Мама называет меня Синичкой. Сам я себе напоминаю пиранью. Мелкие зубы, мелкие хищные черты лица, слишком много костей.

      Я оделся в худшую одежду, из той, что нашёл в шкафу: джинсы, рубашка цвета фиолетовой пастели.

      Риттер включил и подкрутил лампу, свет разгорелся, обжигая глаза. Вновь в поле зрения он появился в очках, с нижней частью в виде полумесяцев, увеличивающих так, что я видел все тонкие капиллярные прожилки в его белках.

      – Вверх смотри, я сказал. И хватит вертеться.

      – Извините. Из-зви… – Если бы он не пристегнул меня к креслу – я бы вырвался.

      Я совершил ошибку. Нельзя доверять человеку, в кабинете которого так пахнет.

      Риттер капнул мне чем-то едким в левый глаз. И, когда я проморгался, в правый.

      Потолок, голова врача, лампа поплыли, теряя резкость – мир заволокло обжигающими мутными плёнками.