Мастер Лабиринта. o'Daniel Thistle

с другом нельзя было.

      Девчонка выглядела такой недовольной, что меня дёрнуло чувство противоречия:

      – Да. Да, конечно. Можно? – Указал я на выпавший багаж.

      Пока она не успела сказать «нет» – сунул картину под руку, взял её чемодан, и пошёл к особняку. Неудобно, но не очень тяжело.

      – Отвори, пожалуйста. – Попросил я девушку возле боковой калитки. Она толкнула дверь ногой так, что та отлетела, отскочила от упора – и ударила бы меня по лицу, если бы я не отступил.

      – Всего доброго. – Попрощался я с отцом блондинки так тихо, что он вряд ли услышал, и, когда девчонка всё-таки отворила калитку нормально, шагнул на дорожку, ведущую к зданию.

      Мастер Седек поселился в трехэтажном доме из красного кирпича. От фронта под острыми углами отходило два крыла, а всё строение оплетал чёрный вьюнок. Не растение, как казалось издали, а чугунная наружная арматура, удерживающая особняк от разрушения. Так укрепляли здания после того, как Атхены, Наджина и Фирхар объединились в триплет и появился вирус, разъедавший бетон. Старое здание захотелось нарисовать до боли в пальцах.

      Дорожка к портику особняка пестрела яркими плитками: тигровыми, цвета папоротника, оранжево-коричневыми и алыми.

      Девушка шла позади, шумно сопя. Злясь. На полпути догнала, вынула у меня из-под руки картину, и взялась за ручку избитого чемодана, касаясь моей ладони своей. Лёгкое, очень приятное чувство от прикосновения. Неуместное, но я руку не подвинул.

      – Мы не опоздали? Я без часов… – Спросил я пятнадцать зелёных плиток спустя.

      – Нет, как раз. Я Фред.

      – Олег. … А по-настоящему как зовут?

      Блондинка фыркнула. Через два шага:

      – Фредерика. Это что? – Приподняв мою картину. – Я посмотрю?

      Она может её случайно повредить. Или намеренно. Будь она аристой – конечно, намеренно. Но она приехала на автобусе, и одежда у неё дешёвая.

      – Моя вступительная работа.

      – Ты ничего не сдал?!

      – Я вчера о конкурсе узнал. Это плохо?

      – Ну, – прищурилась Фред. – Ты зря тащишься. Сто тринадцать человек на место. И я это место получила. Ничего тебе не светит.

      В животе свернулся тугой больной узел. Если конкурс такой сумасшедший – прав был Май: на что я рассчитываю? Развернуться и уйти сейчас? Хотя бы не опозорюсь. Хотя бы не услышу "уже поздно, приходи в следующем году". Сохраню остатки гордости.

      – Жутенько. – Вынесла она вердикт, бросив на мою картину единственный взгляд. – Если ты будешь так медленно тащиться – мы точно опоздаем.

      Я почти остановился, оттягивая миг позора:

      – Ты давно рисуешь?

      Может быть, принеси я на конкурс ту, первую Золушку, которую у меня забрали – у меня бы был шанс. Сейчас, после «жутенько» картина показалась мне… никакой. Уродливой и тёмной.

      Фредерика зачем-то посмотрела на свои ноги, прежде чем ответить:

      – Я балерина.

      Что-то я напутал. Напутал, и сейчас меня прогонят… Зачем Мария пошутила надо мной? Может, тоже работает на отца? Ткнуть меня лицом в очередную невозможность. Чтобы я смирился, и