Девушки сирени. Марта Холл Келли

вдох.

      Мама притянула меня к себе.

      – Кася, тише. Им нравится, как я работаю, это позволяет мне стать ближе…

      – Это опасно.

      – Думаешь, я ради удовольствия? Это все из-за папы. Они могли его расстрелять!

      – Если бы я была женой такого человека, как папа, я бы скорее умерла, но осталась бы перед ним честной.

      Мама пошла дальше, а я, натыкаясь на людей, следовала за ней.

      – Ты еще не доросла, тебе не понять.

      Я потянула ее за рукав жакета.

      Она оттолкнула мою руку.

      – Мама, они называют это осквернением. Полячка и немец. Вместе.

      Мама круто развернулась лицом ко мне:

      – Ты можешь не кричать? Что на тебя нашло?

      От нее пахло кофе и грушевым печеньем.

      Я готова была расплакаться. Как можно быть такой легкомысленной?

      – Они всех нас заберут. И папу тоже.

      – Иди на работу, – сердито ответила мама.

      Она пошла через улицу и чуть не угодила под красивую машину с открытым верхом, в которой ехала молодая пара. Парочка начала сигналить и что-то кричать по-немецки. Мама выбралась на тротуар и обернулась.

      Почувствовала вину из-за того, что так резко со мной говорила?

      Она поднесла руку ко рту и крикнула:

      – Сандвич принесу в кинотеатр! Зайду пораньше!

      Я промолчала, а мама прижала свой кофе к груди и пошла дальше. Очень скоро ее проглотила толпа.

      Меня трясло. Кому об этом рассказать? Только не папе. Он убьет Леннарта, и нас всех расстреляют. Я оглянулась на «Дойче хаус» и увидела, как Леннарт, ковыряясь зубочисткой в зубах, в компании еще троих эсэсовцев спускается с крыльца. Как она могла встречаться с таким типом?

      Я переключила все мысли на выполнение задания. Вспомнила девиз скаутов: «Будь готов!» Главное – быть внимательной, и тогда я смогу все сделать без сучка без задоринки. А уже потом расскажу обо всем этом Зузанне. Она поможет маме.

      Я прошла через Городские ворота и спустилась к аптеке Зауфаныма точно по графику. Это было просто. Мы с Надей заходили туда миллион раз. Но в этот день, когда я шла по мощенной булыжником мостовой, меня преследовало ощущение, что я спускаюсь в ад Данте.

      Когда-то Старый город был самым оживленным торговым районом Люблина. Мы с Надей иногда проводили там целый день – глазели на витрины магазинов и лакомились посыпанными сахарной пудрой пышками. На улицах стояли телеги с горами репы и картошки, играли дети, владельцы магазинов в черных шляпах и длиннополых черных сюртуках с рукавами колоколом разговаривали, стоя на крыльце, с покупателями. Двери магазинов распахнуты, так чтобы товар можно было разглядеть с улицы. Туфли и шлепанцы. Грабли и вилы. Клетки с кудахчущими курицами и крякающими утками.

      Тогда мужчины в черно-белых талисах входили и выходили из большой синагоги Хевра Носим. Другие же шли из бани домой, а за ними по улице стелился пар.

      Но после прихода немцев любому, кто входил в гетто, становилось грустно и страшно. Люблинский замок, который немцы превратили в тюрьму, взирал со своей высоты на петляющие мощеные улочки, но толпы покупателей и стайки