Сон-да-ветер. Дилогия. Александра Глазкина

в сторону большой земли. Прибрежные селения пролетаю мимо, там все уже так знакомо, что никакого интереса во мне они не вызывают. Я видел, как молятся Сомнии гибкие юные красавицы, я слушал споры на сходе старейшин о дележке плодородной земли, которой так мало в этих местах. Я брел по воде вслед за влюбленными парочками, беззастенчиво слушая их признания. Я сидел у ритуальных костров и в лодках ныряльщиков, достающих жемчуг.

      Сегодня я лечу дальше, за перевал, к границе, где заканчиваются мои владения, и вступает в силу Терра. Посылаю ей знак, так сказать, о тренировочном полете, и получаю ответ о позволении пересечь границу. То, что я когда-то постигал с трудом, сейчас происходит быстро и естественно.

      Пограничье, как водится, место неспокойное и малоприятное. Но именно эти изломанные скалы, выжженная земля и безлюдье как нельзя кстати соответствуют сейчас моему настроению. Я перевоплощаюсь и иду по пустыне, жадно впитывая физические ощущения: жар земли, которая сейчас, в сумерках отдает его обратно моей стихии, колкость травы под ногами, стрекот цикад. Пусть для людей я – призрак, но природа щедро одаривает меня впечатлениями.

      И, неожиданно для себя, набредаю на посиделки у костра. Сначала досадую на нарушенное уединение, а потом все же подхожу. Это караван торговцев, а я уже успел убедиться, что из их разговоров подчас можно узнать о самых последних событиях, произошедших среди людей. Невидимый, подсаживаюсь, и невольно сожалею о своей временной бесплотности, уж больно ароматно пахнет похлебка, весело булькающая в котелке над костром. Интересно, я ведь пил ключевую воду в срединных землях и срывал травинки в степи, смогу ли я отведать человеческой пищи. Рискнуть? Так, наверное, и рождаются байки о самодвижущихся предметах. Но, нет, не могу ухватить ложку, да и, рискнув прикоснуться к котелку, ожога не чувствую. Хитро устроено: все, что создано человеком, для меня здесь недоступно. Ну, и, ладно, придется довольствоваться разговорами!

      – Собери еще хвороста, пока не стемнело, – командует один караванщик другому, – нечего здесь по ночам бродить! Места дикие, неспокойные.

      Тот послушно поднимается и скрывается в ущелье, где среди скал виднеется скудная растительность. Уставшие после долгого перехода, люди ужинают и начинают сонно приваливаться к теплым бокам лошадей. Палаток они не ставят, видимо, привал будет недолгим. Сегодня им не до бесед и, разочарованный, я уже встаю, как вдруг из-за моей спины бесшумно выныривают из сумерек всадники. У них темные одежды и лица, закрытые платками, так, что видно только яростно сверкающие глаза. Дальше все случается, как в кино на ускоренной перемотке. Караванщики даже не успевают вытащить сабли из ножен, как их, одного за другим, убивают, безжалостно и молниеносно. Лишь льется на бесплодную землю темная кровь и, ослепительным потоком, льется из прорех в мешках жемчуг.

      Через несколько минут все кончено. Я стою в оцепенении, когда