Сон-да-ветер. Дилогия. Александра Глазкина

все тихо, хотя напряжение растет, ведь срок выходит, а никто не вернулся. Я всматриваюсь, отчаянно надеясь, что ошиблась, что караван придет, что не было Габи и золотых нитей на залитом кровью алтаре. И вот, в один из дней на фоне темного каменного зева выступают светлые фигуры всадников. Я вскакиваю и уже готова закричать, но понимаю, что их всего четверо, и нет навьюченных тюков с товарами на спинах лошадей, и блестят на солнце не мечи караванщиков, а копья стражи. Четверых она забрала, и никто не вернулся, сказал мне сторож. Вот и вернулись. Те, кто мчится быстрее ветра и несет сейчас старейшинам новости. Какие?

      Я спешу в селение. На площади уже собирается толпа, никто еще ничего не знает, но людей уже охватывает тревога, слышны причитания женщин, отчаянный рев детей, сердитые окрики старцев. Лишь мужчины, как обычно, сдержанны и суровы. Толпа волнуется, и вот, наконец, на площадь выступает вождь. Борода его трясется, он то и дело поглаживает ее руками, успокаивая, как успокаивают домашних питомцев. Сейчас это не величавый муж, а растерянный поникший старик. Он начинает говорить, и я уже знаю, что услышу, поэтому смотрю не на него, а на людей. Каково им будет сейчас? И перевесит ли их горе вечную смиренность перед стихиями, которую так презирал отец? Старейшина выкрикивает слово за словом, и в толпе нарастает ропот.

      – Но как же видение? – выкрикивает кто-то. – Сомния благословила поход!

      Только сейчас я понимаю, что жрицы на площади нет, хотя обычно она, важная и торжественная, стоит рядом с вождем. Люди ахают, а потом начинаются новые выкрики, гневные, отчаянные, слезные. Уже не слушая увещевания, толпа устремляется к храму. Меня со всех сторон подталкивают, выбраться невозможно, и потому я спешу вместе со всеми. Я тоже хочу знать, что ответит жрица, и готова нарушить тягостное молчание обо всех ее возможных злодеяниях. Сейчас, увлекаемая разъяренной толпой, чувствую себя смелой. Я не одна желаю познать истину.

      Жрица выступает на ступени. Она спокойна, но за спиной ее блестят копья стражи. Немыслимо – мужчины в храме! Она вскидывает руку, и под магнетической силой ее взгляда толпа стихает, покорная. Все напрасно, понимаю я. Она объяснит любое противоречие, запугает, заманит… Слишком велики ее власть и влияние, чтобы мы, простые люди, могли противостоять ей. Но она не успевает сказать ни слова, потому что под резким порывом ветра сгибаются деревья, люди в испуге закрывают руками лица, а в землю прямо перед ступенями храма бьет возникшая из ниоткуда молния. На песке оплавляется и застывает причудливая хрустальная фигура.

      По толпе проносится вздох, а жрица невозмутимо вновь поднимает руку. Ее речь торжественна и величава.

      – Мы обязаны сдержать свою скорбь во имя нашего долга. Ушедшие будут достойно и своевременно оплаканы. Объяснения найдены и знамения расшифрованы, а пока мы обязаны покориться зову Смотрителя и выбрать ему нареченную. Завтра