Сон-да-ветер. Дилогия. Александра Глазкина

Мазь, которая осталась в изголовье кровати Габи. Я была так шокирована его исчезновением, что забыла ее вернуть.

      – Нира, ты слышишь?

      – Да, конечно, – отвечаю я как можно смиреннее.

      Азе живет на соседней улице. Я могу по пути незаметно заскочить к Габи, забрать мазь и отнести ее Азе. И никто ничего не узнает. Я иду в хранилище, стою там ровно столько, сколько нужно, и возвращаюсь, завернув в шаль первый попавшийся сосуд такого же размера. В ритуальной зале еще чадят факелы, и стоит тяжелый густой запах. Странно, разве после нашего посвящения проводили еще какой-то обряд? Я не сразу вспоминаю, что это, а вспомнив, бросаю взгляд на алтарь. Так и есть, он залит темным. Что же случилось сегодня, если жрица решилась на жертву, и кто из собак отправился под нож?

      Жрица при моем появлении не произносит ни слова. Я торопливо прохожу мимо, и ее взгляд жжет мне спину. Или это просто солнце набирает силу?

      Во дворе Габи ничего не изменилось, все тот же разгром в доме, но теперь, при дневном свете я замечаю еще и многочисленные следы на песке. Значит, он не сам смог уползти к морю, его все же забрали, но кто и куда? И зачем? К жрице обратиться я не решусь. Куда же мне идти? К старейшинам? Но что я им скажу, если самого Габи нет? Поверят ли мне, если Сомния обещала светлый путь и срок возвращения каравана еще не вышел. Маме я сказать не могу. От кого угодно, но только не от меня она узнает о смерти отца!

      И тут, прямо посреди чужого двора, меня настигает весь ужас случившегося. Я падаю на колени и, закусив край шали, корчусь в беззвучных рыданиях. Отец погиб! Я никогда больше его не увижу, и нашим мечтам о жизни в срединной земле не суждено сбыться!

      Наконец, с трудом поднимаюсь. Аккуратно затворяю дверь и заметаю темный след на песке. Не хватало еще, чтобы мама через забор увидела разгром и позвала людей. Сначала мне нужно решить, что делать с открывшейся ужасной правдой, а пока иду к Азе. Она бледна, на ноге – огромный ожог.

      – Как подобное могло случиться? – изумляюсь я. – Игнис не мог причинить тебе вред!

      – Я выронила факел, – говорит она, – прямо во время церемонии. И подумала, что боль могла бы отвлечь меня от увиденного, вот и… Игнис счел мои помыслы просьбой. Меня теперь выгонят, да?

      – Ну, что ты, – утешаю я, осторожно смазывая рану, хотя понятия не имею, как жрица наказывает тех, кто сбил церемонию.

      Азе вдруг всхлипывает.

      – Это было ужасно! Никогда не думала, что увижу подобное!

      Кровь, вспоминаю я, кровь на алтаре. Собак для жертвоприношений выращивают стражники поселения. Иногда я захожу к ним, принося объедки, и, каждый раз играя с забавными черными щенками, молю, чтобы мне не скоро пришлось стать свидетельницей действа, где им перережут горло.

      – Что произошло ночью? – спрашиваю, но Азе отчаянно мотает головой,

      – Нет, я не могу, я не должна! Мы же обет давали! Тебя не позвали, она сказала, ты не достойна знать! Как же так, Нира? В ту же