Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый. Нелли Шульман

забеспокоился монах: «Усадьба-то богатая, сразу видно, что боярская. Я бы в избе у кого отлежался».

      – Зачем в избе, коли терем есть, – возница потянулся: «Твоя правда, Матвей Семенович, староват я для таких дел, плечи все разломило. Федосью разбужу, пусть и меня попользует и гостя нашего».

      – Кто он? – монах проводил глазами богатырскую спину.

      – Федор Вельяминов, ближний боярин царя Ивана Васильевича. Он вызволил тебя из тюрьмы монастырской.

      Схватившись за грудь, монах осел на траву. Окликать в голос Вельяминова было нельзя, Башкин рванулся следом.

      – Федор Васильевич, зови скорей Федосью Никитичну. У него, кажись, рана открылась.

      – К попам не приходите, молебнов не творите, молитвы их не требовати, не кайтесь, не причащайтесь… Записала?

      – Записала, – Феодосия взглянула на своего тезку. В ярком свете летнего утра, в просторной горнице под крышей терема, на богато вышитых подушках, Феодосий Косой казался особенно изможденным.

      Синяки и ссадины зажили, но лицо его по-прежнему покрывала мертвенная бледность. Узник провел в монастырском подвале почти год. Двигаться Косому было тяжело. Раны, хоть и подлеченные Феодосией, продолжали его тревожить. Писать он пока не мог. Игумен Свято-Андрониковского монастыря, найдя в его клетке грамоты, велел переломать Косому пальцы на правой руке.

      Кости срослись неправильно. Даже несколько минут письма доставляли Феодосию невыносимую боль. Кривясь, он, все равно, сжимал в кулаке перо. Боярыня велела ему, сколь возможно, шевелить пальцами и учиться писать левой рукой, на всякий случай.

      – У батюшки моего так по молодости случилось, – Феодосия рассматривала его изувеченную руку.

      – Шли они в караване лодей на Ладоге, и грянул шторм. Батюшка бросился к парусу. Ветром мачту повалило и руку ему прижало. Кости ему раздробило, как тебе. Батюшка мой кормщик знатный, куда ему без руки лодьей править. Сделали лубок, а как кости срослись, он руку упражнял, как ты сейчас. Сначала немного, а потом больше и больше. Еще песок речной в печи грел, насыпал в мешочек холщовый, и к руке прикладывал. Дак через год он опять лодьи водил. Надо и мне тебя песком полечить. Еще бы спосылать в Русу, что у нас в земле Новгородской. Там целебная грязь есть, коя поможет тебе.

      – Как это грязью лечиться? Той, что под ногами? – удивился Феодосий.

      – Сие грязь особая, – отозвалась боярыня, – ее в озерах да болотах собирают, а на Белом море с берега промышляют. Поморы от всех болезней ей лечатся.

      – Отдохнул я, давай дальше писать, – попросил Феодосий: «Мыслей у меня в голове много, успеть бы все сказать. Еще бы рука заработала, а то ты, боярыня, хозяйство забросила, пока за мной ухаживала».

      – Хозяйство что, – отмахнулась Феодосия, – оно у меня налаженное, ровно по колее катится, а твои слова не каждый день услышишь.

      – Темиамом не кадитеся, на погребении от епископов и попов не поминатися, ибо есть они жрецы идольские