Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый. Нелли Шульман

ягодка такая. Косы бронзовые, глаза зеленые, щеки, словно лепестки… – Марфа заговорила в годик, а сейчас трехлетняя девочка бойко читала и считала на пальцах. Феодосия начала учить дочь письму.

      – Свезло боярину на старости лет, не сглазить бы только… – подумала ключница:

      – Жена у него красавица. Четвертый год, как повенчались, а смотрит боярыня на мужа, как в первый день, ровно и нет никого вокруг на свете. Дочку ему принесла, пригожую да разумную. Дай Бог, чтобы так все и шло, чтоб все здоровы были. Еще Матвея оженить на Марье по осени, да и ладно будет…

      За трапезой Марфа внимательно смотрела на родителей. У маменьки щеки были румяны, а батюшка едва заметно улыбался в бороду.

      – Вот, тятя, – забравшись к отцу на колени, девочка протянула ему деревянную, раскрашенную коробочку, – с аманинами тебя!

      – Ты погляди, что делается-то! – шутливо всплеснул руками Федор: «Никак ты мне подарок даешь, Марфуша? Что внутри-то?»

      – Ты открой да по’мотри! – хитро велела дочка.

      Внутри нашлась крохотная, в детскую ладонь, переплетенная аккуратной Федосьиной рукой книжечка. Марфа неуверенным почерком переписала любимый псалом Федора: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых».

      – Сие я сама, вот и внизу, видишь! – девочка ткнула пальчиком: «Писано Марфой Вельяминовой в лето от сотворения мира 7071».

      – Разумница ты у меня, боярышня! – Федор привлек ее к себе: «Спасибо, угодила ты мне подарком!»

      – Ты книжечку мою береги, – серьезно велела Марфа: «Маменька говорит, как идешь куда, повторяй п’альмы царя Давида, и Го’подь с тобой пребывать будет. Как по’мотришь на книжечку, так и обо мне в’помнишь!»

      – Я, Марфуша, никогда о тебе не забываю, – поцеловал ее Федор: «Ты моя дочка единственная, богоданная, я всегда о тебе помню».

      – Побежала я, – деловито сообщила Марфа, слезая с отцовских колен: «На конюшне у кошечки котятки народили’ь, так глянуть охота!»

      Феодосия опустилась на низкую скамеечку рядом с креслом мужа.

      – Что, голубка моя? – Федор погладил ее по голове: «Ино тревожишься?»

      – Про свадьбу думаю… – вздохнула жена: «Матвей, хоша и пасынок мне, но твой сын, твоя кровь родная, как не тревожиться».

      – Сговор был, по рукам ударили, рядная запись сделана, чего еще? – Федор пожал плечами: «Успенья дождемся, свенчаем, и дело с концом».

      – Зря мы их томили больше двух лет, Федя… – Феодосия подперла щеку ладонью: «Надо было свенчать в тот год, что я Марфу принесла».

      – Думаешь, пересидела Марья в девках? – Федор хмыкнул:

      – Может, и так, однако Матвей вроде разумней стал. Что хорошего, парня не догулявши венчать? Еще, упаси Бог, начал бы он Марью позорить, хозяйство бы по ветру развеивать на баб да зелено вино. Серьезней Матвей сейчас, тише.

      – Дай-то Бог, – кивнула жена: «Однако Марьюшку жалко, томится девка».

      – Томление, оно к лучшему, – рассмеялся Федор: «Думаешь, я не томился, тебя ожидаючи? Стыдно сказать, сны снились, ровно мальчишке какому».

      – Томился