Одиссея. Гомер

отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:

      «Ты, Антиной, на меня не сердись, но скажу тебе вот что:

      [390] Если бы царскую власть дал мне Зевс, я охотно бы принял.

      Может быть, думаешь ты: доля царская – худшая доля?

      Нет же! Не плохо совсем быть царём: и богатство скорее

      Копится в доме царя; и он сам почитаем в народе.

      Но среди знатных людей много в волнообъятой Итаке

      [395] Можно достойных найти молодых или старых, которым

      Власть бы могла перейти, раз не стало царя Одиссея.

      Только вот в доме своём я один господин! Мне и править!

      Власть над рабами держать, Одиссеем добытыми в битвах».

      Тут сын Полиба ему, Евримах, так ответил на это:

      [400] «О, Телемах, как нам знать? То лежит у богов на коленях:

      Кто из ахейцев царём будет в волнообъятой Итаке.

      В доме своём ты один господин, ты хозяин всего здесь.

      И не найдется, пока обитаема будет Итака,

      Здесь никого, кто дерзнёт на твоё посягать достоянье.

      [405] Но я желал бы узнать, мой любезный, о нынешнем госте.

      Кто он? Как имя его? Землю чью он отчизной считает?

      Рода какого он сам? От какого он прибыл народа?

      Может быть, с вестью к тебе о возврате отца приходил он?

      Или он прибыл сюда по другому какому-то делу?

      [410] Слишком он быстро исчез, не дождавшись, чтоб с ним хоть немного

      Мы ознакомились. Он с виду явно высокого рода».

      Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:

      «Нет, Евримах, навсегда день возврата отца был утрачен.

      Я уж не верю давно ни молве о его возвращеньи,

      [415] Ни предсказаньям пустым от гадателей разных, к которым

      Мать прибегает моя, зазывая их в дом наш не редко…

      Гость мой был гостем отца. Он из Тафоса родом. А сам он

      Сын Анхиала, царя многомудрого. Звать его Ментес,

      Он над тафийцами царь; их народ любит вёсла и море».

      [420] Так говоря, Телемах сердцем верил, что видел богиню.

      Те же, опять предали́сь шумным пляскам и сладкому пенью,

      Увеселяли себя, как могли, в ожидании ночи.

      Вскоре и чёрная ночь наступила, прервав их веселье,

      Спать захотев, женихи разошлись по домам отсыпаться.

      [425] Всех проводив, Телемах шёл к себе через двор свой прекрасный,

      В спальный высокий покой, защищённый и с видом широким.

      В мысли он был погружён в ту минуту, он думал о многом.

      Факел зажжённый неся, няня шла перед ним, Евриклея,

      Опса разумная дочь, Певсенорида. В давнее время

      [430] Юной её приобрёл сам Лаэрт, заплатив за рабыню

      Двадцать волов. Но её с благонравной своею супругой

      Он уважал наравне, потому и себе не позволил

      Ложа коснуться её, чтобы ревности женской не вызвать…

      Так она с факелом шла. Из невольниц она всех усердней

      [435] С детства ходила за ним, как кормилица, нежно любила.

      Двери открыла она у богатоискуснейшей спальни.

      Сел на постель он и снял свой красивый хитон тонкой ткани;

      Бросил небрежно