Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том восьмой. Нелли Шульман

незлобному мир упования…. —

      Услышав ласковый голос преподавательницы: «Молодец. Теперь у тебя все отлично вышло», Маша, облегченно, продолжила играть.

      9 марта

      Молотов

      Тяжелые хлопья мокрого снега ползли по стеклу. Даже утром в репетиционном зале хореографического училища, на улице Коммунистической, горели белые, яркие светильники. Начало марта выдалось ненастным, город погрузился в сырую тьму. На рассвете по углам расклеили свежие выпуски «Правды». Черный шрифт расплывался под влажными следами метели:

      – Бюллетень о состоянии здоровья товарища Иосифа Виссарионовича Сталина… Коммунисты и комсомольцы страны, в едином порыве, вышли на трудовую вахту, желая скорейшего выздоровления товарищу Сталину… – под ногами прохожих, на обледенелых тротуарах, валялись излохмаченные лепестки красных гвоздик. Перед праздником цветы продавали втридорога:

      – Скоро понадобится еще больше букетов… – шептались люди, останавливаясь перед газетными щитами, – букетов и венков… – в областной газете напечатали стихи коммуниста, воспитателя детского дома Молотовского района, товарища Королёва:

      – На полуночной вахте природа,

      Помогает заботам врачей,

      Мы желаем вождю народов

      Обрести свою силу скорей…

      Рядом поместили короткое сообщении об аресте группы врачей, орудовавших в городских поликлиниках и больницах:

      – Находясь на содержании западных разведок и буржуазной, сионистской организации «Джойнт», предатели имели целью отравление руководителей области и города Молотова. Только благодаря бдительности советских граждан, шпионская сеть была вовремя разоблачена… – букет алых гвоздик, в вазе на рояле, ронял лепестки на самодельную открытку:

      – Дорогая Екатерина Никодимовна, желаем вам трудовых успехов на ниве воспитания артистов советского балета! Ваши благодарные ученицы, в Международный Женский День… – неприметный человек, в сером костюме, устроившись на венском стуле, у запертой двери репетиционного зала, шуршал областной «Звездой».

      По распоряжению, полученному художественным руководителем училища, гражданкой Гейденрейх, ежедневные уроки с этой ученицей, проходили без аккомпаниатора. Екатерина Никодимовна сама садилась к роялю, или отбивала такт ладонью.

      Гейденрейх, осужденную за измену родине, выразившуюся в жизни в блокадном Ленинграде, сактировали, как инвалида в сорок втором году. Женщине влепили в паспорт штамп, запрещающий возвращение в столицы. Гейденрейх, с ее десяткой и поражением, как говорили в Усольском лагере, где сидела бывшая балерина, предпочла не интересоваться, откуда, каждое утро, появляется Наденька, как звали девочку.

      Ученица стояла в красивом плие:

      – Понятно, откуда. Ее привозят на трофейном опеле, с сопровождающим, при оружии. Она дочка кого-то из лагерных начальников, к гадалке не ходи…

      Темные, тяжелые косы, девочка укладывала на затылке.