Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том восьмой. Нелли Шульман

правой рукой, – а ты, кажется, действительно сбилась с пути… – пожилой человек наклонился к ней.

      Пальцы, на клавишах рояля, задрожали, Маша услышала шепот:

      – Но ты вернешься в семью. Молись заступнице, пресвятой Богородице, проси небесную покровительницу свою, Марию Египетскую, пусть они помогут тебе, Мария Максимовна. Ищи своего отца, Волка, тебе еще о нем расскажут… – девочка нахмурилась:

      – Волк. Я видела рисунок, совсем маленькой. Дядя мне дал конфету, а мама ее отобрала. У него был такой рисунок, на руке, под часами… – потянувшись за карандашом, лежащим на рояле, Маша начертила голову волка на полях нот:

      – Ерунда, – покачала головой девочка, – он был больной человек, сумасшедший. Я должна была позвать милиционера, но не хотела терять время. Он и сам не знал, что болтал. Из-за него я не сходила в цирк. Но почему он назвал меня по имени, только отчество перепутал… – Маша, бездумно, перелистнула страницы:

      – Стихотворение Лермонтова, в школьном сборнике такого нет: «Когда волнуется желтеющая нива…» … – зашелестела бумага, Маша замерла:

      – И этого я не читала. Его тоже написал Лермонтов… – губы девочки зашевелились:

      Я, матерь божия, ныне с молитвою,

      Пред твоим образом, ярким сиянием,

      Не о спасении, не перед битвою,

      Не с благодарностью иль покаянием,

      Не за свою молю душу пустынную,

      За душу странника в свете безродного,

      Но я хочу вручить деву невинную,

      Теплой заступнице мира холодного…

      Дверь скрипнула. Маша, вздрогнув, захлопнула обложку.

      Поправив серую кофту, концертмейстер села на свой табурет:

      – Продолжаем занятие… – Маша, впервые, заметила тусклую, золотую цепочку, вьющуюся по шее женщины, уходящую за воротник белой, консерваторской, как думала о такой одежде Маша, блузы:

      – Евгении Алексеевне пятьдесят лет… – Маша знала о возрасте преподавателя, в начале года лично вручив ей подарок на юбилей, – она родилась до революции. То есть во время революции ей было четырнадцать, – быстро посчитала девочка, – она может знать, что раньше находилось в том здании. Старик все перепутал. Он вообще не москвич, по виду… – Маша откашлялась:

      – Евгения Алексеевна, я хотела спросить. Вы в столице родились… – преподавательница кивнула:

      – Здесь, на Малой Дмитровке… – девочка, непонимающе, взглянула на нее:

      – На улице Чехова, – концертмейстер, отчего-то, вздохнула, – а почему ты интересуешься?

      Маша пробормотала:

      – Там есть здание, с башенками. Что в нем раньше было… – женщина поджала губы:

      – Храм Рождества Пресвятой Богородицы, что в Путинках. Меня там… – она оборвала себя:

      – Не болтай, а играй. Мы и так много времени потеряли… – Маша поняла, что краснеет: «А кто такая богородица?». Евгения Алексеевна, коротко, ответила:

      – Матерь