Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый. Нелли Шульман

как Марта не узнает, что случилось с ее матерью и братом, с ее отцом… – Меир поскреб покрытую бородой щеку:

      – Надо ложиться спать. Понятно, что Дебора не звонила ребе… – трубка подпрыгнула, он вздрогнул. Ринчен, заворчав, заворочался.

      Мистер Фельдблюм жил тихо, никого к себе не приглашая. Собаку надежно скрывали высокие стены заднего дворика:

      – Иначе могли бы появиться вопросы. Хасиды не держат домашних животных, не ходят в кино… – избегая подозрений, Меир не водил Еву в бруклинские кинотеатры. Он забирал дочь и племянника из воскресных классов и вез их куда-нибудь в Квинс. Деборе звонил ребе, она подхватывала Аарона из кинотеатра. По дороге Меир покупал малышам кошерные сладости и лимонад. Пока Ева и Аарон следили за приключениями Дональда Дака, он брал чашку кофе, у скромного прилавка в вестибюле:

      – Я видел афишу, – Меир снял трубку, – в апреле пойдет многосерийный фильм, «Черная Вдова». Правитель восточной державы посылает в Америку агентов, чтобы украсть секрет атомной бомбы… – он убеждал себя, что звонит торговец страховками или какой-нибудь, очередной, дрянью:

      – Только у нас, единственная возможность, как они говорят. Они и вечером не стесняются людей беспокоить. Впрочем, они получают процент с продаж… – в трубке Меира ждал знакомый голос. Выслушав, коротко поблагодарив, он закурил еще одну сигарету. Потянув со стола блокнот, Меир открыл чистую страницу:

      – Завтра в пять вечера, в Бруклинской Публичной Библиотеке. Отпрошусь с работы, как в школьные времена, сделаю вид, что у меня зуб заболел. Посмотрим, что понадобилось Мэтью в наших краях. Но с оружием мистер Фельдблюм туда, разумеется, не пойдет… – потрепав Ринчена за ушами, Меир отправился в ванную.

      Расплавленный, горячий сыр капал на большую тарелку.

      Деревянные столы в пиццерии «У Джона», с конца двадцатых годов обосновавшейся на Бликер-стрит, в Нижнем Манхэттене, пестрили вырезанными надписями, сердцами со стрелой, инициалами и чернильными пятнами. Пиццу в забегаловке готовили на манер нью-йоркских итальянцев. Сицилийцы привезли в западное полушарие свою фокаччу. «У Джона» лепешки выпекали в дровяных печах, щедро шлепая сверху томатный соус, добавляя острый сыр пекорино романо, овощи, и жгучую салями. К столу приносили противень, кусками пиццу не подавали и чеки тоже не принимали:

      – Убери чековую книжку, Аллен, – распорядился Донован, изучая этикетку на бутылке вина, – и вообще, ты гость города, так сказать… – окно кабинки выходило на запруженную такси и машинами Бликер-стрит. Сеял мелкий, надоедливый снежок. Клерки, из окрестных небоскребов, где помещались банки, адвокатские и бухгалтерские конторы, разбегались по дешевым заведениям, на ланч. В такси и лимузинах сидели партнеры юридических практик, банкиры и аудиторы. Их ждали роскошные рестораны, у Парка или на Верхнем Ист-Сайде:

      – Крахмальные салфетки, и столовое серебро, а не пицца без скатерти, и тупые ножи… –