Завещание обжоры. Михаил Александрович Соколовский

переглядываться. Гай взрослым жестом достал из жилетного кармана часы, открыл крышку. Бой часов утих. Гай вскинул бровь, обвёл ожидающих холодным взглядом и спросил надменно:

      – Разве здесь теперь ужинают не в шесть? Я проголодался.

      – Я поняла, господин Гай! – засуетилась Шура. – Несу!

      Оливия облегчённо улыбнулась:

      – Вот тут ты молодец, братишка! Вот молодец!

      Алексей назидательно проговорил:

      – Мужчина должен уметь справляться со своими эмоциями.

      – Это гораздо легче, чем их показывать, – ответил Гай, не повернувшись в сторону Алексея.

      Все стали усаживаться за стол, гомонить. Рейнальдо отодвигал стулья женщинам, кому успевал, поспеть за Оливией он и не пытался.

      – Простите, меня, я наверное, напугал вас, – Гай, кажется, в самом деле, был смущён.

      – Немного было, старик, – сказал Иржи, усаживаясь рядом с женой, жадно оглядывающей стол.

      – Но и вы меня поймите, – продолжал оправдываться Гай. – Не каждый день у тебя умирает… – Гай хотел сказать «отец», но не смог этого выговорить, поэтому на лету заменил слово длинной фразой: – человек, который дал тебе всё…

      – Спасибо тебе, Гай, – Натали положила руку на кисть Гая. – Ты стал совсем взрослым.

      – Да, – Гай высвободил руку из-под ладони Натали. – теперь уж, видно, придётся… Я как-то стал забывать, а теперь, очевидно, пора вспомнить, пока вы мне сами не напомнили…

      – О чём это, Гай? – Алексей нахмурился.

      – О том, что я не имею права препятствовать вам. Вы приехали, чтобы узнать завещание Фридриха Андрея, и вы должны его узнать. Вы его дети, имеете на это право. Я – не имею.

      Мария сострадала Гаю изо всех сил:

      – Зачем ты об этом?

      – Разве когда-нибудь тебя кто-нибудь чем-нибудь попрекал? – поддержал её Вольф. – Или ты бывал обделён?

      – Не мелочись, старик! – Иржи подмигнул Гаю.

      – Мне супу! Мне! – нетерпеливо крикнула Оливия Шуре, вошедшей с большой супницей.

      – Я всё чаще думаю, – задумчиво произнесла Натали Валентина, – может, не стоило тебе говорить, что ты подкидыш?

      – Это было бы нечестно, – сказал Алексей матери и взглянул на Гая. – Он слишком любил тебя, Гай, чтобы позволить так с тобой поступить.

      – И хлеба! – потребовала Оливия. – Чёрного и белого!

      – Нет, – покачал головой Гай, – я должен был знать правду… Хотя бы для того, чтобы сейчас успокоиться и дать вам получить своё наследство.

      Иржи хмыкнул:

      – Можно подумать, ты ни на что не претендуешь!

      – В завещании ты упомянут наравне со всеми, – чуть споткнувшимся языком сказала Елизавета.

      – Мне это безразлично. Мне ничего не нужно…

      – Легко так говорить, пока ты не совершеннолетний, – со значением сказал Иржи. – А вот если тебе уже тридцать, а ты беден, как церковная мышь!..

      Оливия засмеялась, разбрызгивая изо рта хлебные крошки, а Алексей зашипел в тихой ярости:

      – У