Завещание обжоры. Михаил Александрович Соколовский

отодвинул стул, два мускулистых официанта поймали хрипящего Фридриха Андрея, уложили на пол. Камеры продолжали снимать, как Рейнальдо окаменевшими вдруг и неуклюжими руками растягивал бабочку под подбородком де Шая, расстёгивал воротник, как билась и рыдала Оливия, тряся тушу отца, требуя позвать доктора Бáртоло, папиного друга, как над толпой взлетели мобильные телефоны, хоть съёмка во время ужина с обжорой была строго запрещена, как появился телефон даже в руке маленькой бедной девушки, впрочем ей, чтобы достать телефон, пришлось преодолеть своё смущение и снова порозоветь до персика.

      Режиссёр в фургоне плюнул горячим кофе в картонный стакан и скомандовал:

      – Крупнее!

      Оператор навёл камеру на бледнеющее лицо де Шая.

      – Разверзнись… – прошептали синие губы Фридриха Андрея, растянутые на весь экран.

      Рейнальдо, конечно, вызвал доктора, но тот не успел ещё ответить на телефонный звонок, как старый опытный слуга понял, что хозяин мёртв. Он попытался приобнять Оливию, как-то её успокоить, но она надрывно рыдала на его груди, роняя изо рта недожёванный марципановый торт.

      – Все вон, – сказал Рейнальдо тихо и официанты стали выгонять толпу на улицу, включая операторов и тех официантов, которые работали здесь не всегда, а только во время шоу.

      Вскоре в зале со стремительно опустевшими столиками, на которых громоздились кучи изысканной недоеденной еды и стояли бокалы с недопитым вином, остались только Оливия, постепенно затихающая на груди слуги, лежащий на спине обжора с высоко задранным к небу животом, и сам Рейнальдо, который, не боясь быть увиденным хоть кем-то, чему-то зловеще улыбался в полумрак.

      Так, в прямом эфире телеканала «СТ-1» во время седьмого осеннего «Ужина с Обжорой» в ресторане «Оливия» скончался гурман, жрец еды и ресторатор, один из богатейших людей Европы Фридрих Андрей де Шай.

      ЗАВЕЩАНИЕ ОБЖОРЫ

      Под затяжным осенним дождём такси плыло из аэропорта. На заднем диване сидел длинный и тонкий юноша в форменном костюме и длинном плаще. По явно скоблённым, хоть ещё и не вполне нуждающимся в бритве щекам текли слёзы, а огромные синие глаза в который раз перечитывали смску: «Ты не отвечаешь, у тебя, наверное, занятия. Не хочу, чтобы ты узнал из интернета. Папа умер. Приезжай». Конечно, прежде чем ехать, он уже созвонился и узнал подробности, и пообещал сделать всё, чтобы всё-таки оказаться дома, и первый шок и первые слёзы выплакал ещё вчера, но эта смска теперь была особенно важна для него, и её он всё перечитывал и перечитывал, пытаясь понять, как в таком коротком тексте укладывается такой громадный, непостижимый смысл: папа умер. Фридрих Андрей де Шай, человек, с которым не совместимо слово «умер», умер. И ведь он мог залезть на френдленту фейсбука ещё на лекции, и получить соболезнования, не понимая, что произошло… И кто-нибудь «добрый» обязательно бы сказал… А потом хвастался бы: «Это от меня он узнал!..» Может, это вообще было бы самое важное, что он сделал бы в своей жалкой