Завещание обжоры. Михаил Александрович Соколовский

она не плакала. Хотя, возможно, её просто успокоил дождь, мерно шелестящий за окном. Так же успокаивающе мог подействовать на вдову молитвенный шёпот Алексея, старшего сына Натали Валентины, священника-карместанта. Он стоял в сутане у занавешенного чёрным крепом зеркала, держал в руке открытый круглый молитвенник, но не смотрел в него, смотрел ниже, в пол, и молился. Рядом с ним горбилась его жена Мария в сером строгом платье и сером головном уборе. Она как раз плакала, всё время всхлипывала. Рука священника обнимала её, утешая, но Мария монотонно плакала, и её всхлипы порой сопровождались коротким попискиванием. Вторым плачущим в комнате был искусствовед Вольф Вульф, друг семьи де Шай, полноватый, чувствительный, добрый. Он стоял у картины известного мастера натюрморта голландца Курбана Сердариуса, изображающей огромный разрезанный арбуз, обложенный персиками и виноградом. Художник представлял арбуз настолько сладким, что в его центре поместил двух счастливых, блестящих зеленью мух. Вольф Вульф не смотрел на картину, он спрятал глаза в ладонь и, судя по подрагивающим плечам, плакал. Его жена, нотариус Елизавета Вульф ходила у стены взад-вперёд с мрачным и озабоченным выражением лица. Её волосы почему-то были выкрашены в красный цвет, а фигура… в общем, не было у неё фигуры. Был один сплошной цилиндр, обтянутый чем-то чёрным, увенчанный крашенной в красное головой. На стуле в углу сидела Оливия. Она была явно взволнована: всё её тело подрагивало, ноги рвались встать, руки вцепились в сидение, а глаза с вожделением смотрели на фрукты в вазе, стоящей на столе. Всё, что удерживало Оливию от того, чтобы немедленно броситься к фруктам и начать их пожирать, – была рука её мужа, сильная рука музыканта Иржи Бедржиха, тяжело лежащая на её плече. Иржи был небольшого роста, но хорошо сложён, жилист и коренаст, глаза его смотрели на всё с интересом, несмотря на то, что удерживать Оливию ему становилось всё тяжелее и вот уже и совсем невозможно. Страсть сделала Оливию сильнее, она вырвалась из-под давящей руки и, расталкивая на большом парадном столе безупречно расставленные Рейнальдо тарелки и бокалы, уронив даже какой-то из них, а потому уже осторожно отодвинув графинчик с водкой и протиснувшись меж двух кувшинов с вином, белым и красным, она добралась, наконец, до яблока в вазе, схватила, откусила громадный кусок и стала жевать. На шум обернулась Натали Валентина, поднял сухие глаза из ладони Вольф, остановилась Елизавета, перестал молиться Алексей… Оливия с опаской оглянулась на всех, последним она увидела Иржи, который усмехался, скрестив руки на груди. Оливия хрустнула яблоком во рту ещё два раза, получилось громко. Тогда она отложила яблоко, взяла кисть винограда и, отрывая по ягодке, начала есть. Это получилось тише. Все вернулись к своим занятиям: Алексей – к молитве, Мария – к слезам, Натали – в окно, Вольф – в ладонь. И Оливия вернулась на свой стул с виноградной кистью в руке.

      Тикали большие часы.

      Из кухни вошёл Рейнальдо. На подносе в его руках были кое-какие снейки: