Бабайка. Чингиз Григорьевич Цыбиков

знание (и незнание) нисколько не приближает меня к сыну.

      – Спасибо, это всё интересно… Я, пожалуй, пойду, – сказал я.

      – Я с тобой.

      Здрасьте.

      – Не стоит, – сказал я. – У тебя, наверное, срочные дела.

      – Знаешь, – сказала черепаха медленно, – черепахи живут долго, а я живу довольно долго даже для черепахи.

      – Долго, это сколько? – спросил я, не понимая, куда она клонит.

      – У вас, у людей есть подходящее слово – «вечность». Так вот, когда ты живешь целую вечность, то у тебя не бывает срочных дел. Ну или почти не бывает. И потом… я знаю, куда идти.

      Ага… а я с ней на ты…

      – Куда идти – я и сам знаю… – буркнул я.

      – Правда? – сказала черепаха. – Как хорошо, – и отвернулась.

      Впрочем, отвернулась – это неточно. Но у меня нет подходящего слова для того, чтобы описать, что она сделала. Черепаха всунула голову внутрь своего панциря, и спустя миг высунула её с противоположной стороны.

      Я молчал. Отчасти от некоего ступора, а отчасти оттого, что сказать было нечего. Что тут скажешь?

      Так мы стояли секунд пять. Я глазел на черепаху, черепаха смотрела скучающе куда-то вдаль, и по-прежнему уходила в барханы двойная цепочка следов.

      И тут я почувствовал, как прохладный воздух коснулся моей щеки. Через секунду ветер стал теплым, и волосы на моей голове зашевелились. Затрепались полы моего халата. Ударили в лицо первые колючие песчинки.

      – Какая досада… – сочувствующе сказала черепаха. Следы, заметаемые крепнущим ветром, теряли свои очертания прямо на глазах. И тут ветер ударил по-настоящему. Я лег на песок, свернулся в клубок и прикрыл голову руками. Интересно, сколько таких, как я, подумалось мне.

      Занесенных песком в неизвестно каких вселенных.

      …

      – Ладно, вставай.

      Я встал и медленно обвел взглядом окрестности, пытаясь уложить в голове произошедшие изменения.

      Вокруг по-прежнему было все красное. Но барханы исчезли. Равнина была ровная как стол.

      Я отряхнул песок с халата, помотал головой, прочистил мизинцем уши.

      И пошёл.

      Бешенство стучало в моих висках красной волной. Да будь она хоть сам господь бог здешних мест, так издеваться надо мной я не позволю.

      – Куда ты? Я могу проводить тебя, уж я-то знаю дорогу.

      Я молчал с минуту. Ненавижу такое. Компромисс – даже на слух звучит гадко. А уж когда приходится на него идти…

      А тут вообще никакого выбора нет. Там ведь Никита.

      И не надо думать об Ольге. От этих мыслей ты слабеешь.

      – Ладно. Куда идти?

      Черепаха показала лапой вперед, мол, туда. Я вздохнул и пошёл, косясь на зловредную рептилию. Она, конечно, большая, но как-то слабо верится, что она способна ползти хотя бы со скоростью человеческого шага.

      Так и есть. Через десять шагов она отставала на семь. Словно издеваясь, она неторопливо перебирала лапами – раз, два, три четыре. Суповой набор ходячий. Я перестал на неё смотреть, не мог я на такое смотреть, стиснул зубы и в полный шаг двинулся в указанном направлении. Через минуту, когда злость перестала застить глаза, я остановился,