Бабайка. Чингиз Григорьевич Цыбиков

Ольга купает сына. Это ненадолго, минут на пятнадцать, но мне хватит.

      Бабайка деликатно прихлебывает чай, скальпелем отрезает себе кусочки печенья, кладет их в рот, жуёт и молчит. Говорить должен я, ведь это я, в конце концов, сказал, что нам надо поговорить.

      – Ты ходишь в детский сад. – Я, наконец, решился.

      – Да, хожу, – сказал бабайка.

      – Тебе не стоит этого делать.

      – Ха!

      – Ты пугаешь ребятишек.

      – Я охраняю вашу семью.

      – Ты охраняешь Никиту.

      – Он в вашей семье – главный. Ему и внимания больше. Но по сути – я охраняю вашу семью.

      – Не надо нас охранять.

      Пауза. И ворчливо так:

      – Ладно, не буду. Посмотрим, что из этого получится.

      Я удивился. Не думал, что мне всё будет так легко. Впрочем, плевать. Главное, я добился своего.

      И мы стали дальше пить чай.

      X

      Не знаю, что это было – совпадение, или, выражаясь трагедийно, роковая случайность. Все мы иногда поздно возвращаемся домой.

      Бывает.

      – Эй, мужик! закурить не найдется?

      Терпеть не могу, когда так обращаются ко мне. Если ты куришь, почему у тебя нет своих сигарет? Или своих спичек? А уж если так обращается к тебе сопляк малолетний…

      – Какой я тебе мужик, юноша.

      – А чё так дерзко отвечаем?

      Я знаю, что скажет жена. Она скажет, зачем ты связываешься со шпаной, тебе что, жить надоело. Да только себя уважать хоть немножко да надо. Тем более если их всего двое.

      – Шёл бы ты по известному адресу…

      И тут выяснилось, что я ошибся. Не двое их было – трое. Когда сзади бьют по тыквочке палкой или что там у него было – это не больно. Просто бац! – и чувствуешь, как что-то тёплое начинает стекать вниз по голове. Вот тут-то я разозлился по-настоящему. Да только шпана эта обгашеная против обыкновения не стала меня добивать, а побежала. А я за ними не погнался.

      Нехорошо мне стало.

      XI

      Ольга с Никиткой были в гостях. Неподалеку, на соседней улице. Ну и слава богу, нечего пугать родных. Я сам промыл себе голову под струёй воды из-под крана. Сам обработал рану слабым раствором фурацилина. Затолкал одежду в стиралку, набрал программу. Бабайка неодобрительно следил за моими действиями. Ходил за мною следом – в ванную, из ванной на кухню, с кухни – в мой кабинет, и смотрел, смотрел с укоризной. Наконец не выдержал:

      – Значит, говоришь, не надо вас охранять.

      Я молчал. Крыть было нечем. К тому же тампон с мазью приложенный мною на рану сваливался с головы, и вообще чувствовал я себя прескверно.

      – Погоди-ка… – бабайка залез на диван, с дивана перебрался на стол. – Наклонись.

      Я наклонился. Бабайка взял в руку (или лапу?) тампон и пришлёпнул его на рану.

      – Всё.

      – Что всё?

      – Будет держаться.

      Я потрогал тампон указательным пальцем. Тампон был обычный – мягкий, сооруженный из сложенного несколько раз бинта. Вот только почему-то был он словно присохший к ране. К свежей ране.

      – А-а-а… А как я его сниму?

      – Что