Бабайка. Чингиз Григорьевич Цыбиков

оды от ремонта, старую мебель, а лес всё равно живёт. Мы идём с Никиткой, хрустят сухие веточки под ногами и мягко проминается под подошвой толстый слой перепревшей хвои.

      Выходим на просеку с опорами ЛЭП. Видимо, грунт на ней подравнивали бульдозером, иначе откуда здесь этот обрывчик?

      В обрывчике – нора.

      – Там бабайка? – спрашивает Никитка.

      Я рассеянно смотрю на нору и отвечаю:

      – Может быть.

      – А она придет к нам домой? – продолжает спрашивать сын.

      – Зачем она нам, – говорю я. Только бабайки нам не хватало.

      – Пусть придет, – требует сын. Для своих неполных четырех лет он иногда бывает чрезмерно настойчив.

      – Ладно, – говорю я. – Пусть приходит.

      – Бабайка страшная?

      – Страшная, – подтверждаю я.

      – Нет, – говорит сын. – Она хорошая.

      – Симпатичная? – спрашиваю.

      – Да, – не раздумывая, подтверждает Никитка.

      И мы идем дальше.

      Странная нора, думаю я. Для бурундука великовата, для медведя маловата, барсуку, наверное, была бы в самый раз, но барсуки у нас, насколько я знаю, не водятся.

      II

      Вечером следующего дня в дверь постучали. Все бы ничего, да только это была дверь стола. Дверца, если быть точным. И стучали изнутри. Деликатно так.

      – Кто там?

      Не самый умный вопрос. «Это мы, карандаши». Конечно же, мне никто не ответил, и я уже почти убедил себя в том, что мне показалось, но тут в дверцу постучались снова. Бояться я не боялся. Как-то сложновато представить, что что-то может угрожать мне из тумбы моего собственного стола, но все-таки я колебался.

      И тут постучали в третий раз.

      И я открыл.

      – Здравствуйте.

      – Добрый день, – механически откликнулся я.

      Больше всего оно походило на плюшевого медвежонка. Только живого, в очках и ростиком сантиметров так в тридцать-тридцать пять. Медвежонок-интеллигент смотрел на меня своими вооруженными оптикой глазами и молчал.

      Жаль, что я не пью, подумалось мне, тогда бы я знал, каков диагноз. А так – что думать, на что надеяться?

      – А вы, собственно…?

      – Ох… – сказал медвежонок. – Простите, конечно же… Бабайка.

      Тац! – щёлкнуло в моей голове.

      – …из рода Бохолдэ. А где Никита?

      – Никита в своей комнате, – машинально ответил я.

      Бабайка, значит. Нет, не стоит думать, что я сошел с ума. Ничего мне такой подход не даст. И собственно, что я теряю? Поговорю с бабайкой, а там видно будет.

      – Э-э-э… – начал я. – А, собственно, чему обязан?

      Задним числом, меня самого удивила высокопарность моей речи, но и вы меня поймите – опыт разговоров с бабайками тогда отсутствовал у меня напрочь.

      – Вы сами меня позвали, – сказала бабайка и спрыгнула на пол.

      – Я позвал? – удивился я.

      – Ну если быть точными, то позвал меня Никита, – сказала бабайка. – А вы не возражали.

      Да… действительно не возражал. Бабайка шла по комнате, разглядывая книжные полки, и неторопливо говорила.

      – А у вас действительно уютно. Такой милый, домашний беспорядок… о! Ленин! Не в каждом доме на полке стоит он, прямо скажем … Не переживайте, вы всё правильно сделали. Особенно Никита.

      – А что сделал Никита? – спросил я.

      – Он сказал, что я хороший. Это очень важная оговорка.

      Тут бабайка остановилась, посмотрела на меня, и я обмер; всё вокруг стало большим, много больше, чем я. Мне показалось, что я заглянул в пасть, наполненную огромными, острыми как бритва зубами, в глубине которой клокотало что-то багровое. На моё счастье, длилось это недолго, и, когда я очухался, всё стало как прежде, и бабайка снова была похожа на медвежонка-интеллигента.

      – Теперь вы понимаете? – спросила бабайка.

      – Да, – сказал я. Сердце моё билось гулко и часто, и по спине стекала струйка холодного пота. Пикнул и отключился компьютер.

      Сам.

      Стало тихо.

      Стоп, подумал я, это всё хорошо и даже прекрасно, но как она сюда попала?

      – А как вы сюда попали? – сказал я, и при этом отметил отвлечённо, что сейчас моё «вы» прозвучало намного более уместно, нежели минуту назад.

      Бабайка посмотрела на меня с интересом, и сказала:

      – Через дверь. Вы же сами открыли на стук.

      Было видно, что бабайка сильно хочет что-то спросить, и она не удержалась:

      – Вы же водку не пьёте?

      – Нет… То есть пью, но редко и мало.

      Обалдеть, меня подозревают в пьянстве. И кто?

      – Ну правильно, – серьёзно сказала бабайка, и без всякой связи добавила. – Никита у вас славный мальчик.

      – Погодите, – сказал я. – Вы ж