Книга Пыли. Прекрасная дикарка. Филип Пулман

по экспериментальной теологии, и она нашла ему одну, под названием «Странная история частиц», а потом отпустила рыться на полках с детективами, где он нашел себе еще один опус от автора «Трупа в библиотеке».

      – У вас тут навалом книг этой писательницы, – уважительно заметил он.

      – И это еще не все, что она написала.

      – Сколько книг вы прочли?

      – Тысячи. Вряд ли мне удастся сосчитать.

      – И вы все их помните?

      – Нет. Я помню только очень хорошие. Большинство детективов и приключений не слишком-то хороши, так что через некоторое время я начисто забываю, о чем там речь, и могу перечитывать их заново.

      – Вот это здорово! – обрадовался Малкольм. – Но мне, наверное, пора идти. Если еще что-нибудь услышу, я запомню и потом скажу вам. А если у вас еще окно разобьется, вы, небось, теперь и сами с ним справитесь, раз уж я вам про стекольные гвозди все показал.

      – Спасибо, Малкольм, – сказала она. – И еще раз: будь осторожен.

      Тем вечером Ханна не пошла в колледж ужинать, как обычно. Вместо этого она отнесла записку в привратницкую Иордан-колледжа и отправилась домой, делать себе яичницу-болтунью. После еды она выпила бокал вина и стала ждать.

      В двадцать минут десятого раздался стук в дверь. Она тут же открыла и впустила мужчину, стоявшего под дождем.

      – Жаль, что пришлось вытащить тебя на улицу в такую ночь, – сказала она.

      – Мне самому жаль, – отозвался он. – Ладно, неважно. В чем дело?

      Звали его Джордж Пападимитриу. Он был профессором византийской истории, и это он два года назад завербовал Ханну для «Оукли-стрит». А еще он был тем высоким джентльменом ученого вида, что ужинал в «Форели» вместе с лордом Наджентом.

      Она взяла его плащ и стряхнула воду, а потом повесила сушиться на радиатор.

      – Я сделала глупость, – призналась она.

      – Это на тебя не похоже. Я выпью бокал все равно чего. Давай, рассказывай.

      Его деймон-зеленушка вежливо тронул клювом нос Джеспера и вспорхнул на спинку кресла у камина. Ханна еще раз наполнила собственный бокал и уселась в другое кресло.

      Набрав воздуху в грудь, она рассказала ему о Малкольме: о желуде, алетиометре, «Форели» и книгах. Свой рассказ она искусно отредактировала, но сообщила все, что Джорджу нужно было знать.

      Тот молча слушал. Его длинное смуглое лицо оставалось спокойным; неподвижные темные глаза под тяжелыми веками смотрели серьезно.

      – Я читал о человеке, которого нашли в канале, – сказал он. – Но что он – твой связной, разумеется, не знал. Как и о том, что его задушили. Есть хоть какой-то шанс, что это просто детские фантазии?

      – Есть, но только не Малкольма. Ему я верю. Если тут кто и нафантазировал, так это его приятель.

      – В газетах об этом не напишут.

      – Если за этим стоит ДСК – не напишут. А если нет – скорее всего, газетчики не испугаются и не подвергнут материал цензуре.

      Пападимитриу кивнул. Тратить время на то, чтобы соглашаться – да,