Под лепестком несущего винта. Книга вторая. Геннадий Федорович Ильин

стеклянными дверями, окружённая высокими пуфиками на стальных ножках, возвышалась стойка, за которой работал мордастый бармен в чёрно-белой паре. Позади него прямо из стены, инкрустированной морёным под дуб деревом, торчало полдюжины отполированных бронзовых кранов, над которыми висели аккуратные таблички с названиями сортов пива. По числу кранов посетителям предлагалось пиво ясне, тёмне, дубельтове, – сладковатое на вкус и потому популярное у женщин, портер, кжепке и ещё какое-то, названия которого я не разобрал. Цимус заключался в том, что оно доставлялось в пивную прямо с завода по пивопроводам.

      Бар был обставлен круглыми мраморными столиками, вокруг которых стояла разношерстная публика. Закусок здесь не подавали, и разодранная вобла на отдельных столах служила верным признаком, что вокруг неё стоят наши люди. Что касается поляков, то они считали, что запивать рыбу пивом – признак дурного тона.

      Я взял высокую кружку портера и придвинулся к столику с вяленой чехонью. Двое мужчин и одна женщина, прекратив дискуссию, сразу же обратили на меня внимание. Как подобает в этих случаях, я представился, люди назвали себя, и мы познакомились. Оказалось, что они москвичи, служат в Варшаве по части снабжения, приехали в Ставку по делам и по рекомендации друзей решили посетить это замечательное заведение. Через пять минут я уже на равных с наслаждением поглощал жирную рыбу. Щедрот у русских не занимать.

      Портер оказался и впрямь отличным. Совсем не такой, как у старухи Изергиль. Ни она сама, ни её клиенты не знают, кому впервые пришла в голову мысль назвать скромную женщину именем знаменитой горьковской героини, но прозвище пришлось ко двору и навек прикипело. Эта толстая полячка с пальцами, похожими на сардельки, держала пивной ларёк на пути из гарнизона в город и имела неплохой бизнес. Место как бы и на отшибе, но редкий прохожий русский пройдёт мимо, не утолив жажды в разгар жаркого лета. За стеклом у старухи красовалась поговорка на русском языке: «Кто пиво пьёт, тот сто лет живёт!». Пиво у старухи было тёплым и несвежим, вряд ли на таком доживёшь до полувека, но не дорогим. Злые языки поговаривали, что она разбавляет его своей мочой. Когда я услышал эту фразу, меня чуть не стошнило. Тем не менее, у её ларька постоянно кучковалась наша братия – военные, останавливаясь побазарить на нейтральной земле между работой и домом.

      Вскоре я познакомился с национальной польской кухней. Больше всего мне пришлась по вкусу свиная голонка с тушёной квашеной капустой. Голонка – это голень по-нашему. Мать моя частенько варила говяжьи голени для холодца, на местном диалекте называя их лытками. Но чтобы студень был помясистей, она их измельчала, а здесь подавали целыми кусками. Съешь такую громадину, и сыт на весь день.

      Изысканной закуской показалась и селёдочка в горчичном соусе. Особенно под водочку. А вот «татары» мне совершенно не понравились. Толик Бахтин – рубаха парень – угостил на похмелье. Обыкновенный сырой фарш в виде бифштекса. Слеплен в форме корзиночки, и с разбитым яйцом в ямочке.