Под лепестком несущего винта. Книга вторая. Геннадий Федорович Ильин

признательности.

      Дня через три меня, как автора, пригласили к Омельченко. Начальник политотдела высказал удовлетворение по поводу выхода в свет первого материала, но настоятельно рекомендовал впредь обговаривать с ним намеченные мной планы. Такая постановка вопроса меня не устраивала. Я понял, что наш идейный бог решил посадить меня под колпак, и что я буду плясать под его дудку. Однако я не стал высказывать свои догадки вслух, в принципе согласился с его доводами, но заметил, что журналистика – дело творческое, и не всегда удаётся совмещать желаемое с экспромтом. И потом иногда возникают темы, не терпящие отлагательства.

      Не дразните гусей, господа! Да и есть ли в этом необходимость? Крикливая и агрессивная птица переорёт самых лучших ораторов. Не зря бытует мнение, что они спасли Рим.

      То ли заявление о себе в прессе, то ли очередь подошла, но и месяца не прошло, как мне предложили небольшую комнатёнку в районе коттеджей, почти рядом с гарнизоном. Дом принадлежал инженеру эскадрильи капитану Титову – с одной стороны, и лётчику-штурману старшему лейтенанту Егорычеву – с другой. Как и другие, коттедж от пешеходной дорожки отделяла ажурная чугунная решётка с палисадничком, густо засаженным цветами, а на задах росло несколько фруктовых деревьев и кустарник – ягодник. На малюсеньких грядках, как напоминание о родине, женщины выращивали лук, петрушку, морковь и другую полезную для здоровья зелень.

      Мне так надоело одиночество, что я тотчас согласился на заселение, отправил разрешение на выезд семьи и дал телеграмму Светлане, чтобы упаковывала вещи. Но прошло ещё долгих три недели, прежде чем мы увиделись.

      Соседи встретили приезжих, как родных, живо интересовались новостями с родины, закидали вопросами, и готовы были поделиться всем необходимым для обустройства дома.

      Ниже среднего роста, но спортивного телосложения инженер Титов в эскадрилье слыл своим человеком, которому ничего человеческое не чуждо. И работал, как вол, и выпить при случае был не дурак. Русские оцениваются, прежде всего, по этим параметрам.

      Под стать мужику была и его вторая половина – крепко сбитая говорливая женщина лет тридцати пяти с красивым овальным лицом и чёрными, вразлёт, бровями. Когда Светка пожаловалась на головную боль, она уверенно успокоила:

      – Ничего, живот на живот – всё заживёт!

      У Егорычева, тощего, высокого и скуластого блондина, была такая же худая, болезного вида жена Лизавета с претензией на интеллигентность. Как всякая женщина, она любила модно наряжаться и носила вычурные заграничные шляпки в любое время года. По характеру общительная, Лиза втайне страдала неизлечимым, жгучим недугом – завистью. Вполне возможно, что этим и объяснялась её худоба.

      Их сын – карапуз, откормленный, весёлый краснощёкий крепыш, совсем не похожий на родителей, выглядел постарше моего Серёжи, и на правах старожила сразу захватил лидерство в затеях и играх. Большой озорник и выдумщик, не по годам развитый, он мне нравился своим