Под лепестком несущего винта. Книга вторая. Геннадий Федорович Ильин

на большой спальный район, часть людей проживала в городе. Здесь были свои плюсы и минусы. Обладатели коттеджей радовались близости к гарнизону, горожане – пользовались относительной свободой: недрёманое око агентов безопасности за всеми уследить не могло. Кроме того, в городе на центральной площади находился Дом офицеров и военный универмаг – место паломничества каждой женщины. По выходным в Доме устраивались танцевальные вечера и всегда отмечались государственные праздники.

      На краю улицы Армии Червоной за высоким бетонным забором с колючей проволокой поверху разместилась ставка Северной группы советских войск, и Легницу заглаза называли русской столицей в Польше. Я там уже имел счастье побывать и не раз ещё здесь буду по вопросам службы и приятельским приглашениям.

      В гостинице я снимал номер на двоих. Моим напарником был старший лейтенант Сабиров, по национальности татарин, по роду деятельности – оружейник. Молчаливый и флегматичный по характеру, он, если не работал и не ел, постоянно лежал на кровати, и его необъёмный живот свисал с панцирной сетки чуть ли не до самого пола. Заветной мечтой техника было желание накопить столько денег, чтобы обеспечить безбедную жизнь в старости. Ему нравилась одиозная фигура господина Черчилля, главы английского правительства и талантливого политика, и Сабиров брал с него пример.

      – Ты знаешь, шкет, почему он так долго живёт, хоть бокалами жрёт коньяк и не выпускает изо рта сигары? Потому что он живёт по китайской поговорке: если есть возможность сидеть, он никогда не стоит. А по мне, если есть возможность лежать, я не сижу.

      Золотая молодёжь гостиницы отдыхать и оттягиваться на всю катушку умела. В субботу любого холостяка можно было отыскать в «Полонии» или «Пиасте», самых популярных ресторанах города, а утром, отмачиваясь пивом, они резались в карты «на интерес», предпочитая игру в храп, простецкую, как кукиш. Сначала, следуя поговорке «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского», я дико проигрывал, но потом пересмотрел свои взгляды, и с тех пор на шампанское стало хватать. Дошло до того, что перед съездом из этого дурдома, в игру меня принимали неохотно. Боря Тятькин, молодой повеса и выпивоха со второго этажа задолжал мне половину получки, и как не пытался отыграться, под нажимом офицеров вынужден был перевести на мой счёт сто пятьдесят русских рубликов. И вообще, по общему мнению, Боря слыл неудачником. Как-то после игры, демонстрируя своё безразличие к проигрышу, он так широко и смачно зевнул, что вывихнул челюсть. Пока Тятькин бегал в санчасть, вся гостиница умирала от смеха. Когда Боря вернулся, опоздавшие начали приставать с расспросами, как это случилось.

      – Как, как, – сказал в сердцах пострадавший, – вот так!

      И снова зевнул, и снова вывихнул. И снова побежал в санчасть. Здесь уж и свидетели, и новички легли в гомерическом смехе.

      Вскоре я научился играть и в интеллектуальный, загадочный и увлекательный преферанс. Это вам не какой-нибудь кинг или очко, знакомые