Под лепестком несущего винта. Книга вторая. Геннадий Федорович Ильин

и нежной своей любви к нему. Свирепый взгляд его потух, и к концу аудиенции голос смягчился. Повинную голову и меч не сечёт, на этот раз вроде бы пронесло, но кто знает, как поведёт себя дальше растревоженная кобра. Возьмёт и зарубит мой выезд на зимнюю сессию. Рекомендации-то Лысенко, к радости, сработали, контрольные зачли, и я уже имел на руках приглашение на факультативные сборы.

      Военнослужащему учиться на заочном отделении ВУЗа накладно. Кроме проездных документов никакой денежной компенсации не положено. Даже зарплату выдают из расчёта сто рублей в месяц, и ни копейки больше.

      Надо было выкручиваться из создавшегося положения, кормить себя и семью, и я посоветовался с Егорычевыми, как разрешить возникшую проблему.

      – Да проще простого, – сказала Лизавета, гремя на кухне кастрюлями. – Вези в Союз пару – тройку дивандеков, нейлоновые покрывала или болоньевые плащи, сдавай в комиссионку, и компенсируешь расходы. Вещи модные, с руками оторвут.

      Дефицитные тряпки я приобрёл через друзей и по простоте душевной похвастался ими перед соседкой.

      – Надо же, – позавидовала Лизавета, – и как тебе это удалось?

      – Не имей сто друзей, а живи, как Аджубей, – перефразировал я известную поговорку, намекая на родственные отношения известного журналиста с главой правительства.

      – Молодец, – одобрила она и пожаловалась: – А мой-то – тюхтя в этом плане.

      Благополучно миновав Брестскую таможню, я прибыл в Ленинград и остановился в гостинице «Октябрьская». Номер был однокомнатный и, главное, с душем. «Вот вырасту, выучусь, – мечтал я, подставляя лицо под ласковые струи тёплой воды, – обязательно приобрету квартиру с ванной и душем и буду мыться по два раза в день».

      Уладив дела с комиссионкой, я помчался в университет. Прошло полгода, но здесь ничего не изменилось. Дымили сигаретами, подпирая плечами двери аудиторий и оккупировав широкие подоконники студенты, взахлёб читали и не могли начитаться перед экзаменами заочники, сновали с бумагами и списками в руках клерки, и над всем этим висела нескончаемая аура озабоченности, зубной тряски и нервозности.

      В деканате мне вернули проверенные контрольные работы, выдали расписание обзорных лекций и консультаций по предметам, вынесенным на испытания, и порекомендовали, не откладывая дела в долгий ящик, приступить к подбору рекомендованной для дальнейшего обучения литературы. По опыту зная, как часто порой выручают нас секретарши, я подарил девушке коробку польских конфет.

      Альку Лысенко в гражданской одежде трудно было узнать. В роскошном бостоновом костюме цвета морской волны, в светлой рубашке и при галстуке, в модных коричневых ботинках, он больше подходил к преуспевающим учёным, нежели к бедным студентам – бессребреникам.

      – Клад отыскал или наследство получил от богатого дяди? – приветствовал я его, с интересом и со всех сторон разглядывая, как Тарас Бульба своего сына.

      – Сам ты ненормальный, – обнял меня североморец. – У меня в кармане – вошь на аркане. А с тебя причитается. Или нет?

      Я замялся,