Уксус. Маргарита Черкасова

ничего не вышло. Я наблюдал лишь вращающиеся по спирали лица знакомых и забытых людей, места, где я любил или ненавидел бывать и слова, которые я когда-то мог, но не захотел сказать… Иногда откуда-то справа в мою голову вплывал образ серой больничной палаты, в которой я подростком провёл самую мучительную неделю в своей жизни; этот образ замирал ненадолго, а потом вздрагивал и медленно уплывал влево… Я тряс головой, до боли жмурил глаза, но отогнать от себя навязчивые видения не получалось. «Я думаю не те мысли, не те мысли думаю…» Я ещё раз сильно зажмурился, потом приоткрыл правый глаз. Ничего не изменилось. Я открыл левый глаз. А потом вспомнил про свои руки. Где-то там, под водой, они были драматично вытянуты и заканчивались онемевшими ладонями, вцепившимися во что-то большое и твёрдое. Я разжал ладони и поднял их над водой… Поднял ладони… Свои ладони… Свои маленькие, хрупкие, детские ладони! Мне стало душно… Крик отчаяния вырвался изо рта, я прижал ладони к лицу и заплакал.

      Незнакомец вновь очутился рядом, сел на корточки и поднёс пластиковую бутылку с водой к моим губам. Я дёрнулся, и тогда мужчина начал гладить меня по голове. Монотонное поглаживание и пустые, бессмысленные для моего уха слова, вместо успокаивающего эффекта, напротив, вновь рассердили меня, и я прокричал:

      – Что происходит, твою мать?! Где я? Что со мной?

      – ¡Te juro por Dios que no sé de qué me estás hablando!

      Незнакомец продолжал гладить меня по голове, держа пластиковую бутылку наготове. Тепловатые струйки текли из моих глаз. Я долго рыдал, тёр сопливый нос мокрым кулаком, размазывал слёзы по щекам. Но потом жалость к себе иссякла, я почти успокоился. Горлышко пластиковой бутылки всё ещё находилось рядом с моим лицом, мужчина внимательно следил за мной. Я чуть подался вперёд и глотнул вкусной, тепловатой воды. Где-то вдалеке завыла сирена.

      – Al fin… Al fin, – озабоченно проговорил незнакомец, поднялся и, балансируя, сошёл по скользкой балке на землю.

      Вскоре женщина с тонкими ногами ступила на балку, осторожно, мелкими шажками дошла до меня и присела на корточки. На ней была белая футболка с красным крестом на груди. Тот час же к ней присоединился длинноволосый юноша. На его футболке был такой же крест, а в руках что-то похожее на переносную капельницу. Они достали мою левую руку из воды и начали протирать прозрачной жидкостью с резким запахом спирта. На стеклянной поверхности колбы, замаячившей у меня перед глазами, я различил искривлённое отражение девочки-подростка, чьи огромные чёрные глаза испуганно смотрели на меня. Я слабо улыбнулся ей; по-моему, она улыбнулась мне в ответ. Чья-то рука обнадёживающе сжала моё плечо, я благодарно улыбнулся. Острая игла вонзилась в вену, я поморщился. Длинноволосый юноша ушёл, оставив женщину сидеть подле меня и держать в одной руке мою ладонь, а в другой – штатив от капельницы. Я следил за мутноватой жидкостью, которая медленно убывала, в то время как сознание облепляли крупные, мглистые хлопья. Хлопья мешали мне отчётливо видеть, слышать и думать. Наверное, я впал в беспамятство.

      Когда я очнулся, полуденный жар немного спал, лёгкий ветерок рассеял