Уксус. Маргарита Черкасова

разные стороны. Вместо того чтобы тот час же встать, я продолжал лежать и испытывать разъедающее чувство стыда. Первой засуетилась девушка в чёрном платье, потом ей на помощь пришёл бородач. Они помогли мне сесть на стул. Девушка в чёрном платье озабоченно спросила:

      – Что случилось? С вами всё в порядке?

      – Да-да! Всё хорошо, просто задумался, – я улыбнулся.

      Она недоверчиво посмотрела мне в глаза. Я с готовностью ответил на её взгляд и добавил:

      – Всё действительно хорошо. Честно!

      – Тогда давайте выпьем! – бодро произнёс бородач, ловко разлил виски по стаканам и накидал в каждый льда. Мы выпили, закусили. Потом выпили снова и снова закусили. Потом выпили, забыли закусить и снова выпили. Потом всё же закусили, но вскоре опять выпили несколько раз подряд, не закусывая. Я отяжелел и перестал отслеживать изменения, происходящие вокруг. Поверхность роговицы замаслилась, изображения стали размазываться, теряя границы и формы, стены принялись подрагивать, силуэты раздваиваться… Мне захотелось на воздух. Я кое-как натянул пальто и вышел, пошатываясь, наружу. У дверей паба я столкнулся с высоким мужчиной в длинном плаще, он попросил прикурить, я дал ему зажигалку и инстинктивно прикурил и себе тоже. Мы в нерешительности замерли в порывах злого ветра.

      – Какой сегодня длинный и несуразный день, – устало проговорил мужчина. – Нам всем нужен покой, всего лишь покой…

      Я посмотрел на него и неожиданного для самого себя почти скороговоркой рассказал о происходящих со мной пространственно-временных метаморфозах. Он грустно посмотрел на меня, подошёл ближе, похлопал по плечу, прислонился к моему горящему лбу своим прохладным лицом и прошептал:

      – Ты не те мысли думаешь, не те мысли…

      Потом резко отстранился, бросил окурок на асфальт и торопливо зашагал куда-то. Я докурил и какое-то время постоял на улице, пытаясь думать какие-то другие мысли, но, мне всё казалось, что по сути я думаю о том же, что и прежде. Умственные манипуляции меня немного отрезвили, обратно я возвращался почти уверенной походкой. Девушка в чёрном платье куда-то ушла, за столиком я нашёл жующе-внемлющего бородача и учителя танцев, старательно складывающего непослушные губы в слова и помогающего себе жестикуляциями пьяных рук:

      – Да что я? Да ничто! Что я могу? Да ничего! Ничего я не могу, понимаешь? Думаешь, могу? А я не могу! Не могу – и всё тут! Вот, например, сейчас что я могу? – учитель танцев осторожно потрогал правое ухо и, убедившись, что оно на месте, продолжил рассуждение. – Да ничего не могу… Ничего! Представляешь? Даже сосредоточиться не могу! Нет, ну ты представляешь? Никак не могу… Но хочу, очень хочу. Понимаешь? Элементарно сосредоточиться. Просто сосредоточиться, – учитель танцев закрыл на пару секунд глаза, поводил растопыренной ладонью по лбу. – Нет, не могу. Никак не могу… А для чего это мне было нужно? Не помнишь?

      – Что? – спросил бородач, обсасывая деревянную шпажку.

      Учитель танцев ничего не ответил и снова стал водить растопыренной