«The Coliseum» (Колизей). Часть 2. Михаил Сергеев

участь». Говорил искренне, понимая невозможность такого на земле – совершенной любви здесь нет. Тысячелетия отблески ее, зарницы, выхватывали в темноте вехи к ней. Пока не появилось христианство. И наша благотворительность, наша помощь, милостыня – только проба, попытка взять чью-то боль на себя. Маленький сполох, отблеск великой любви на тебе. Ведь мы помогаем, понимая и сочувствуя, но ни в коем случае не желая себе испытать те же страдания. Не допускаем мысли. Я помогу и облегчу – но не дай мне Бог такого же – вот мысли поврежденного разума человеческого. Как далеки они даже у честных и порядочных людей от вершины того великого чувства. Ведь и несчастные живут рядом только для нас. Для возможности лечить нам себя.

      Мужчина тяжело вздохнул и покачал головой:

      Полина, смущаясь, тихо спросила: – Увы. Человек не любит сложного пути.

      – Ревнители «свободы» заманили простотой – тремя словами: Успех в благополучии и в мире.

      – Но… разве это плохо?

      – Обманщики крепко постарались, чтобы ты так думала. Но люди смотрят ту же постановку, что и века назад – с «Перуном», «Зевсом» и «Атлантами». Телец из золота сменил Ковчег Завета – все стали Иудеями Синая. Втащили идолов «имен» на постамент. И нет на них сегодня Моисея. Более того, разбуженные идолы начали уже сами черкать страницы, противясь «новым» авторам, «нового» жанра.

      Они правят уже и новые «заповеди», растаскивая человека по частям. Обещая сласть потерянного Рая здесь и сегодня. Мир без нищих и больных. В свободе ото всего. Но сцены те – Перуны, а заповеди – ложь. Ведь пишущие сами прокаженные.

      – Всё это неприятно… – Полина поморщилась. Она не понимала аллегорий. – А здесь?.. в вашем городе?.. герои чьи? Чего?

      – Романа. Где можно повзрослеть. «На всякий жанр найдется свой отступник» мой девиз. И город – для таких!

      Женщина, скрывая приятное изумление, отвернулась, будто разглядывая что-то в переулке. Лицо зарделось.

      – О город! Мой фрегат! – мужчина вытянул руку вперед, не заметив смущения Полины. – Укрытие и гавань! Бегущих от людей… от низости высот. От путаных тирад, от холода объятий, от лозунгов, знамен и позолот. – Он вдруг улыбнулся. – Здесь можно изменить пролог и постановку. Исправить и помочь. Да что там!.. – излечиться!

      – Любому человеку?!

      – Да. Ведь город – авансцена… в великой путанице окриков, народов, каст, сословий… помнишь?

      Полина машинально кивнула.

      – С двумя занавесами – от зала и от сцены. Некая середина, точка отсчета. Здесь все равны как должники друг другу.

      – Чьи должники?

      – Друг другу. Ну и… мостовых, домов, страниц… – говоривший обвел рукою улицу. – Здесь получает каждый право исправлять.

      – Так не бывает… – единственное, что могла сказать Полина, не до конца понимая спутника, и покачала головой. – Но… зачем? И для кого такой эксперимент?

      – Сегодня – для тебя.

      – Меня? – в голосе слышалась досада.

      – Стать большим должником… как здесь случалось прежде. Не бойся, не