«The Coliseum» (Колизей). Часть 2. Михаил Сергеев

Как и загнанных лошадей. А ведь книги спрашивали: Куда ты мчишься, Русь? Куда несешься ты? Испили. Похмелились. Что ж… пора! Сегодня же! Сейчас! Не дать беде загнать литературу. Не дать вернуться шляпам и вождям. Пора будить не только пирсы – душу. Чтоб плавились все камни постаментов.

      – Постойте, постойте, вы знаете, где глаза книги?! – Грина мысль поразила. – Я искал их всю жизнь…

      – Надеюсь, разглядел. Если вы делите вину, ошибки. Героев и людей. Им порой очень больно, страницам… если автор – вор. И больно вдруг ему, коль вора пригвоздил. Мне удалось открыть двери старой царской таможни. В одном городе. Поддалась. Зайдем же вместе – в ней библиотека. Другая. На полках пыли нет.

      – И не заскрипела? – Куприн, казалось, завидовал. – Знаете… не выношу скрипа петель… они по типу и способностям различны. Иные даже затягиваясь на шее, издают неприятный звук.

      – Скрипит другая дверь – на выход. Моя – на вход. А шея… стерпит всё.

      – Да, да… – Грин задумчиво качнул головой, – Таможня… удивительное дело. Коль не пронесть, не протолкнуть, не вправить. Я видел сон…

      – Постойте… а мосты? – Куприн будто встрепенулся. – Минуло ведь сто лет. Сподобимся ли?

      – Да хоть двести, хоть пятьсот! Позволь героям то, чего не позволялось – сливая вымысел с живыми именами, давай право высшее – самим писать! И править, бичевать. Соперничать и спорить. И всё пойдет на лад! Повержено бесчинство помрачения. Меняй же всё! И стиль, и парадигму! Ведь даже первая любовь не в счет! В зачете только постоянная!

      – Но время! Время! Столько утекло… неужто ли возможно? – Грин в радостном порыве повернулся к другу. – Столь радикально прозу изменить?

      Тот пробормотал:

      – А что? Я рад. И мох, и плесень отлетят под сапогами всех моих героев. А мед разбавим в пасеках имен – и дегтем. Раз время… их к ответу призывать.

      Незнакомец вдруг опустился на одно колено и снял уже свою шляпу.

      – Спасибо вам. Но время-то – стоит, – в глазах сияла благодарность. – Уж четверть века. Хотя герой объявлен! Перевернута страница. Теперь уж наш черед – вписать, впечатать, вбить! – Он встал и повернулся к городу. – Смотрите!

      Что-то зашелестело, зашумело, и вся компания увидела вдруг пирамиды книг на улицах прямых и ровных, бегущих от старых причалов вдаль… по русской земле, словно указывая взгляду путь к ее сердцу. Пирамиды начали таять, расползаться и полнить переулки, из которых полился свет. Часы же на башне начали бить двенадцать, не двигая, стрелок. Будто оставляя в безвременье целую эпоху.

      – Как там, в одном фильме… – Гость взмахнул рукой, – время должно уходить торжественно, с боем!

      – Смотри, Саша! – Куприн указал на столик с бокалами перед ними. – Да он волшебник!

      – А что до нас… – восторг передался их новому знакомому, – потратимся на херес – счет невелик! Россия оплатила больше. Да пригласим читателей за стол. Они заждались в мути бытия. В наследии имен.

      Друзья одобрительно переглянулись. Мужчина развел