Победитель последних времен. Лев Котюков

Ещё как… Но большей частью от недостатка собственной хитрости и переизбытка чужой. А поэтому весьма подозрительно относился к грядущему всеобщему Воскрешению, но в Страшный Суд Божий верил истово и не без надежды. Однако сомнительные мысли томили его страждущую душу и возникали иногда в самых неудобных местах общего и необщего пользования:

      «…Ну, кончится мировая история. Грянет Апокалипсис. И что?.. Все потом воскреснут? Ну, положим, что воскреснут… И будут судимы по делам своим. Но многих ведь оправдает Господь! А что будут делать дальше эти оправданные воскресшие? Опять жить?! А зачем? Чтобы опять погибнуть и воскреснуть? Навечно воскреснуть? Но, если все оправданные станут бессмертными, то воскрешение станет вечным невозможным. И победа над смертью обратится в поражение. На что тогда надеяться? На смерть?!. Надеяться на поражение, как на победу? Надеяться на смерть, как на воскрешение?..»

      Вот такие глобальные вопросы в стороне ото всех дыбились в голове Цейхановича – и неудивительно, что не всякая расчёска могла привести в порядок его всклокоченную шевелюру.

      Изредка Цейханович норовил забить своим глобализмом и мою многогрешную голову, но я не инженер человеческих душ, не кандидат наук, не Спиноза, в конце концов, чтобы в любое время дня и ночи разрешать недоумения моего великого друга. А посему, как бы случайно, свёл Цейхановича с одним своим знакомцем по кличке Падре, который по доброте своей был вечно озабочен отсутствием общественных перемен в нашем Отечестве и постоянно жил в сослагательном наклонении, особенно в области истории.

      – Не было бы Сталина, не было бы и Гитлера! – напрягая худое лицо, орал он, пытаясь переспорить несокрушимого Цейхановича.

      Но тот, неспешно отхлёбывая пиво, хладнокровно возражал:

      – А не было бы Ленина, не было бы и Сталина. Не было бы Царя, не было бы Ленина. Не было бы России, не было бы и Царя. А не было бы России, не было бы ни тебя, ни меня.

      – Были бы!.. Только пили бы сейчас пиво не жигулёвское, а баварское! – категорично не соглашался Падре, с отвращением убирая со стола пустые бутылки.

      – Вполне возможно… – усмехался Цейханович. – Но только не мы…

      Приблизительно вот в таких спорах они коротали вечера, развлекаясь между перебранками игрой в шахматы.

      Когда Цейханович проигрывал, то утешался воспоминанием, что его вторая жена была чемпионом по шахматам среди девочек в пионерском лагере.

      А Падре утешиться было нечем, ибо ни первая, ни вторая, ни третья его жёны не играли в шахматы ни в пионерских лагерях, ни в прочих богоугодных заведениях. Своих жён Падре вообще как бы не вспоминал, – и не только после очередного проигрыша. А когда кто-то пытался выведать некоторые его семейные тайны, то он ответствовал очень четко:

      «У меня одна жена. Но в принципе: несколько и других. А так абсолютно одна! Но в данной объективной реальности она отсутствует».

      Падре надеялся убедить в этом даже Цейхановича и как-то заявил:

      – Истинная объективная реальность есть отсутствие!

      Но