Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая. Нелли Шульман

и пузырек спирта. Открутив пробку, намочив ватку, он взялся за шприц. Стекло ампулы захрустело. Мельчайшие капли жидкости засверкали радугой в свете фонарика.

      – Скополамин, – вспомнил Макс лекцию химиков, – алкалоид, содержащийся в дурмане, и белене. Под влиянием наркотика человек погружается в состояние полусна, и с легкостью отвечает на вопросы…, – наклонившись над столом, он, почти ласково, улыбнулся:

      – Давно не виделись, герр Холланд. Я рад встрече, а вы…, – Холланд задергался, пытаясь вырваться из наручников. Макс прижал его руку к столу:

      – Тихо, тихо…, – блестящая игла, плавно, вошла в вену.

      Низкое, сильное контральто разносилось по кабинету, погруженному в темноту.

      Круг света, от настольной лампы, с зеленым абажуром, падал на дубовый стол, на глянцевые, четкие, черно-белые фотографии. Снимки сделали аппаратом ФЭД, на советской пленке и напечатали на советской бумаге. Наум Исаакович не любил, как он говорил, шероховатостей.

      Остывала фарфоровая чашка с кофе. В хрустальной, тяжелой пепельнице, дымилась кубинская сигара. Мальчик привез Эйтингону коробку, с блоками сигарет и хорошим виски. Наум Исаакович мог получить американские товары в закрытом распределителе, однако он ценил заботу выученика.

      – И мы о нем позаботимся…, – Эйтингон, рассеянно, листал старый номер Life, – о нем, о его малыше, о Деборе…, – он уверил Паука, что его ребенка ищут, и, непременно, найдут. Дебора возвращалась на работу, в штаб военно-морского флота. Наум Исаакович велел Пауку не вызывать у женщины подозрений:

      – Ни о чем у нее не спрашивай, – повторил он Мэтью, – ты человек, на которого она опирается. Ты ее поддерживаешь, обеспечиваешь связь с мужем…, – Паук получил пачку свежих писем, из Москвы. Он передал Эйтингону катушки с пленкой. Мэтью аккуратно фотографировал чертежи и расчеты ученых из Лос-Аламоса и других лабораторий:

      – Когда мы доберемся до Германии, – понял Эйтингон, – начнется соревнование. Мы, и союзники будем гоняться за Вернером фон Брауном и Гейзенбергом, судетским ураном, и химическими лабораториями…, – он затянулся сигарой:

      – Впрочем, главное богатство американцы потеряют. Ворона приедет в Советский Союз…, – мальчик рассказал об операции «Скрепка». Эйтингон развел руками:

      – Милый мой, война есть война. Мы постараемся вывезти в СССР как можно больше ученых, но все зависит от скорости продвижения армии. Ты знаешь, как упорны гитлеровские мерзавцы…, – они сидели в неприметном кафе, в глубине рыночных коридоров. Мальчик вернул ему фото, сделанные в Бабьем Яру. Серые глаза, на мгновение, заблестели:

      – Мистер Нахум, я надеюсь, что такое…, – Мэтью помолчал, – никогда не будет прощено…, – Эйтингон кивнул:

      – Ты помнишь Танах, милый. Я смою их кровь, которую не смыл еще…, – Мэтью даже заговорил нараспев, с интонациями учителя в хедере:

      – Раши объясняет нам, что Господь прощает все грехи,