Власть полынная. Борис Тумасов

палаты воеводу вятичей государь задержал:

      – Ты, боярин Борис, домой с дружиной на той неделе возвращайся. Пока воевода Семён Образцов с ратью в ваши края пойдёт, ты со своими вятичами и с воеводой устюжан Василием Фёдоровичем до Двины доберётесь. Путь-то у вас не ближний, да и дороги, сам ведаешь, развезло.

      Думную палату покидали шумно. Не ожидали, что Иван Третий на такой скорый срок поход назначит. Боярин Крюк даже возроптал:

      – Государю бы на Покров поход перенести, ан в лето надоумил!

      Услышал голос Крюка молодой великий князь Иван и прикрикнул:

      – Ты, боярин Крюк, не высокоумничай. Знай сверчок свой шесток!

      И зазвенел металл на Зарядье, едко запахло окалиной. Ковали сабли и шлемы, кольчуги и колонтари. Кузнецы подковывали коней, а в Кожевенной слободе шили сбруи и чинили седла.

      Иван Молодой дни проводил среди мастеровых. Смотрел на их работу, иногда за ратников в защиту голос подавал:

      – Цену-то, мастеровые, не задирайте. Лишку-то не накладывайте, воину в поход идти, не на свадьбу.

      Мастеровые посмеивались:

      – Новгород богатый, воины озолотятся!

      – Побойтесь Бога, люд мастеровой! – возмущались ратники, приглядывались к товару.

      А какой-то служилый дворянин зло кинул:

      – Вам бы, мастеровые, самим в Новгород сходить, калиту деньгой набить. Глядишь, поумнели бы. А может, и голову свою оставили бы…

      На Пятницкой, у трактира, два мужика, вцепившись друг другу в бороды, орали:

      – Ты почто телегу свою наперёд моей выставил!

      Однако до драки не дошло, молодого великого князя заметили, разъехались.

      А князь Иван площадь пересёк, через Фроловские ворота мимо Чудовского монастыря ко дворцу направился.

      Глава 9

      В покоях Марфы Исааковны Борецкой полутемно, окна завешены тяжёлыми шторами. Горят в медных поставцах восковые свечи, плавятся, отекают. Их свет отражается, переливаясь, в кувшинах и чашах, в окованных кипарисового дерева сундучках, на золотой вазе, на аналое и тяжёлом, отделанном серебром Евангелии, которое любит читать боярыня долгими зимними вечерами.

      Неспокойна её душа, мысли тревожны. Ну как Москва руки к Новгороду протянет? Вспомнила, что, когда был ещё жив её муж Исаак, друг её Василий Иванович, впоследствии принявший постриг под именем Варлаам, говаривал ей: безбожный Магомет Царьградом овладел, и отныне одна Русь оплотом православия осталась. Ей одной Христову веру блюсти…

      Взгляд Марфы остановился на пологе с серебряной нитью, прикрывающем её пышную постель с горой подушек и соболиным одеялом. Мягкая постель, но холодная с той поры, как не стало Исаака, а Василий Иванович так и не приблизился к ней. Марфа Исааковна и тела его не познала, а уж как о том мыслила…

      Заглянула дочь Олена, шепнула:

      – Пимен в сенях.

      – Чего ждёшь, проводи.

      Седовласый владычный ключник Пимен, дородный, с обжигающими очами и ухоженной бородой, едва порог переступил, пророкотал:

      – Спаси и сохрани, мать моя, Марфа.

      – Проходи,