Вопрос и ответ. Патрик Несс

меня к тебе последняя просьба.

      – Какая? – спрашиваю я, не открывая глаза.

      – Зови меня Дэвид.

      – Что? – Язык едва ворочается.

      – Я хочу, чтобы ты сказала: «Спокойной ночи, Дэвид».

      Из-за лекарства я совершенно не владею собой, и слова слетают с губ без моего ведома:

      – Спокойной ночи, Дэвид.

      Сквозь дымку наркотического сна я вижу, что мэр выглядит удивленным… и даже немного расстроенным.

      Однако он быстро берет себя в руки:

      – И тебе, Виола. – Он кивает и шагает к двери.

      Тут до меня доходит, в чем дело, что именно в нем изменилось.

      – Не слышу вас, – шепчу я.

      Он замирает и оборачивается:

      – Я сказал: «И тебе…»

      – Нет, я про другое, – с трудом выдавливаю я из себя. – Я не слышу ваших мыслей.

      Мэр вскидывает брови:

      – Ну еще бы!

      Я засыпаю прежде, чем за ним закрывается дверь.

      Я сплю долго, очень долго, а когда открываю глаза, комната уже залита солнечным светом, и я пытаюсь понять, что произошло на самом деле, а что мне приснилось.

      (…отец протягивает руку и помогает мне забраться по лестнице в люк: «Добро пожаловать на борт, шкипер…»)

      – Ты храпишь, – произносит чей-то голос.

      На стуле сидит Коринн и так быстро орудует иголкой над тканью, что кажется, это чьи-то чужие и злые руки летают над ее коленями.

      – Неправда, – говорю я.

      – Ей-богу, как корова на охоте, – смеется Коринн.

      Я сбрасываю одеяла. Кто-то сменил мне повязки, и резкая боль в животе исчезла – видимо, швы наложили заново.

      – Давно я сплю?

      – Больше суток. – В голосе Коринн слышится укор. – Президент уже дважды присылал людей справиться о твоем здоровье.

      Я кладу руку на бок и осторожно щупаю рану. Боли почти нет.

      – Что же, тебе нечего на это сказать? – спрашивает Коринн, яростно работая иголкой.

      Я хмурюсь:

      – Что тут скажешь? Я его первый раз в жизни видела.

      – Зато он хорошо тебя знает, не так ли? Ай! – Коринн шипит и сует в рот уколотый палец. – Все это время мы сидим взаперти и даже на улицу выйти не можем!

      – А я тут при чем? – недоумеваю я.

      – Ты ни при чем, дитя мое. – В палату заходит госпожа Койл и строго смотрит на Коринн. – Никто здесь тебя не винит.

      Коринн встает, вежливо кивает госпоже и молча выходит за дверь.

      – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает госпожа Койл.

      – Голова кружится.

      Я немного приподнимаюсь на руках – получается гораздо лучше. Ноги не очень-то гнутся, но в конце концов мне удается встать и даже пройтись до двери.

      – Не зря Мэдди говорит, что вы – лучшая целительница в городе! – с восхищением говорю я.

      – Мэдди никогда не лжет, – улыбается госпожа Койл.

      Она провожает меня по белому коридору к туалету. Когда я выхожу оттуда, мне протягивают белую рубашку – она теплей, длинней и вообще приятней, чем рубашка с завязками на спине. Я переодеваюсь, и мы идем обратно в палату, меня немного шатает, но все же я