Вопрос и ответ. Патрик Несс

а волосы убраны в такие тугие косы, что по ним впору лазать. Тело крепкое, большое – с ней шутки явно плохи.

      – Прости, – почти с нежностью говорит госпожа Койл. Но только почти. – Я ничего не знаю о мальчике. – Она хмурится. – Боюсь, я вообще мало что знаю – тебя просто принесли в наш лечебный дом вчера утром. Ты была при смерти, и я не знала, сможем ли мы тебя выходить, хотя нам недвусмысленно намекнули, что от твоего выживания напрямую зависит наше.

      Госпожа Койл умолкает и смотрит на мою реакцию.

      А я понятия не имею, как реагировать.

      Где он? Что с ним сделали?

      Я отворачиваюсь и пытаюсь думать, но меня так крепко перетянули бинтами, что и сесть-то не получается.

      Госпожа Койл проводит пальцами по лбу.

      – Теперь ты очнулась, – улыбается она, – но вряд ли станешь благодарить нас за мир, в который мы тебя вернули.

      Она рассказывает мне, как на волне слухов об армии – огромной и сокрушительной армии, которой ничего не стоит смести их город с лица земли, да что там город, спалить целый мир, – в Хейвен прискакал мэр Прентисстауна. Мэр Леджер решил сдаться и обругал всех, кто призывал дать врагу бой. Жители Хейвена почти единодушно согласились вручить город Прентиссу на блюдечке с голубой каемочкой.

      – А потом лечебные дома, – сказала госпожа Койл с неподдельной яростью в голосе, – вдруг превратились в женские тюрьмы!

      – Выходит, вы доктор? – спрашиваю я, но в груди у меня все обрывается, меня словно придавливает сверху огромным валуном: мы проиграли, наше бегство от армии оказалось совершенно бессмысленным.

      Губы госпожи Койл растягиваются в едва заметной улыбке – затаенной, как будто я о чем-то проболталась, но беззлобной. Я замечаю, что уже почти не боюсь ее, куда меньше боюсь за себя, но гораздо сильней боюсь за него.

      – Нет, дитя мое, – говорит госпожа Койл, склонив голову набок. – А ведь ты должна знать, что в этом мире нет докторов женского пола. Я – целительница.

      – Разве это не одно и то же? – удивляюсь я.

      Госпожа Койл снова проводит рукой по лбу:

      – И впрямь. – Она кладет руки на колени и смотрит на них. – Хоть мы тут и взаперти сидим, кое-какие слухи до нас доходят. Слухи о разделении мужчин и женщин, об армии, которая явится сюда со дня на день, о резне, которую устроят солдаты, как бы мирно мы ни сдались… – Она переводит на меня решительный взгляд: – И вдруг появляешься ты, дитя мое.

      Я отвожу глаза:

      – И что? Я самая обычная девочка.

      – Неужели? – Госпожа Койл явно мне не верит. – Девочка, ради прибытия которой очистили весь город? Девочка, чью жизнь мне приказали спасти ценой собственной? Девочка, – она подается вперед, чтобы лучше донести мысль, – прилетевшая из бескрайней черноты?

      Я на миг затаиваю дыхание: надеюсь, госпожа Койл этого не заметила.

      – Откуда вы все это взяли? – спрашиваю я.

      Госпожа Койл снова улыбается – по-прежнему беззлобно:

      – Я целительница. Первым делом я всегда вижу кожу, а кожа способна рассказать о человеке очень многое – откуда он, кто он, чем