Богомаз. Наталия Айги

поэт?

      Я вот думаю, как хрупок интеллект у человека: выпимши две или три рюмки вина – все, какой-то обвал получается. Неужели такой был Рокфеллер или другие? Кто там на Западе были владельцы гигантских заводов? Поэт по пьянке женился на одноглазой девушке, а сам уехал на Урал стихи писать. Бросил семью и ребенка, почестно, забыл, что женился. Неужели интеллект рушится так быстро под двумя стопками вина?

      Как-то раз, не помню зачем, попал я в Химки на канал. Солнечную дорожку по воде пересекали байдарки. Солнце, как чешуя рыбы, блестело, запах воды, водорослей… Повеяло вдруг откуда-то счастьем, как голос Шаляпина или хор из ЦДКЖ: «Волга-Волга – мать родная, Волга – русская река…» Господи! Я сам, как Шаляпин! На волжском воздухе возмужал… Слезы у меня текли, когда песни про Волгу слышал. А города у человека всю мощь отнимают. Я люблю глушь, дикие края. Там телицы на полуднях в воде, кулик-сорока, кулик-воробей. Возвращаться надо скорей на родину и устроиться непременно матросом на речные суда. Я, по счастию, изучил прекрасно в ЖУ паровую машину. Буду плавать и рисовать, рисовать и плавать. Дурь, конечно, в голове была.

      Сразу сел на пароход и поплыл до Кимр. На работе не рассчитался, ни с кем не советовался, с дядей Толей, и с тем не простился. Целую ночь плыл. Проносились по небу темные облака, а я на верхней палубе сидел с девушкой из Углича. Что-то про звезды рассказывал, хоть и сам про них ничего не знаю. Вот вам урлап, гамзуля, чистоплюй! В гости она меня приглашала и адрес оставила, но я в Кимрах сошел, мне же на пароходы устраиваться и я скромный.

      В Кимрах тогда пристани не было, милый простой дебаркадер у горсада стоял. Первую ночь спал я прямо на земле, в саду, голову положив на этюдник Проснулся чуть свет, заря уже разгорается, уже золотые полосы потянулись по небу, женщина листья с дорожки сметает в овраг. О, говорит, сынок, матросов на речные суда набирают не здесь, плыви в Светлый Уголок, двадцать километров вниз по течению. Я и не слышал никогда, что есть такой Светлый Уголок, почти, как у загорского поэта. Поплыл на катере дальше.

      За Кимрами берега крутые. Объявил кто-то из пассажиров вслух: «В этом месте Катерина из «Грозы» в воду кинулась», и все стали смотреть. У деревни высоко над рекой кладбище. Под гигантскою березой батюшка в ризе кадил. Риза ярко на солнце блестела.

      Светлый Уголок я полюбил с первого взгляда. Иван-чай кругом, милые розовые цветы. С ходу нашел на песке у церкви крестик старинный. Снизу у него лучи, как хвостик ласточки. Увидел, как летят за Волгу сороки, и стали они мне родными. Крестьянский уклад, такая во всем простота! Старики в галифе, в картузах отдыхали от прожитой жизни.

      Дул ветер с Волги. С Волги ветер всегда. Чайки, бакены, ивы. Запах просмоленных барж. Сорок верст всего до Калязина. До белой церкви у Белеутова, где я искал свою мать. Можно наш остров найти, где мы сено косили с отцом, голые, как дети природы.

      Оказалось, команды набраны в апреле, а сейчас шел июнь, шестой день, и, увы, ушли в навигацию. Опоздал! Вот он, SOS! Крушение планов! Отец весь горечью обольется, дядя Женя и дядя Толя подумают: «Не по зубам ЖУ оказалось