Богомаз. Наталия Айги

жил. Наши все на голову выше, даже дядя Толя, из наших наименее выразительный. Зато он между нашими миротворец, и глаза у него живые, правда, выпученные чуть-чуть.

      Много горя отец перенес, лет через пятьдесят дошло до меня отцовское горе. А заплакал всего один раз. Почему у меня-то слезы постоянно текут? В ту весну птиц могучий перелет был, как встарь. Чайки, чибисы, скворцы – все уже прилетели. Я до ночи на чердаке отца поджидал, когда он с Веней из больницы вернется. Сколько я вина потом перепил, никак из памяти не уходит, как он крепился и как заплакал потом. «Не уберег я его! Мама к себе забрала Веню!» Мы с ним вместе дрожали, как осиновые листы.

      Правда, говорят, первая жена от Бога, вторая от людей, третья – от лукавого, хоть я в бесов не верю, конечно. Мне дядя Толя по секрету открыл, что Ираиду не за вторую, а за третью считать нужно. Будто перед войной недели за две отец второй раз женился. Только вторая жена в детский дом нас с Веней сразу определила, только известие пришло, что отец ранен. Я на нее не обижаюсь. Всякий знает, как немцы страшно угличскую плотину бомбили. Что же, дожидаться, чтобы Углич весь затопило? Пара прямых попаданий и все – новая Атлантида! И отец ее не простил, вторую жену, финский нож мне показывал, если б в войну мы погибли, ей точно не жить.

      В бесов верь не верь, никуда не денешься от греха. Сначала в мыслях, потом наяву. До двадцати одного года я, почестно, только в мыслях грешил. На мысленный грех навела меня та, что от лукавого, третья жена Ираида. Прятался в лесу и смотрел, как ручей она переходит, юбку рукой подымает… Вот в мусульманских странах юношей не терзают, женщины в покрывалах, одни пятки сверкают. А тут на Волге едет женщина на остров в купальнике ворошить сено! С ума сойти! Кругом никого, я и почти обнаженная женщина. Ню! Как будто рядом веслит истукан, а не мальчик повышенной чувствительности. Или в доме, дети все слышат, все видят, у меня вообще слух прекрасный, перегородка до потолка не достает, а она шепчет: «Еще, еще…» Русское сексуальное воспитание. Я уж в скирдах до зимы, на чердаках ночевал, чтоб с ума не сойти.

      Вот судьба мне какая досталась. Прямо порча с тех пор на меня нашла, нравятся женщины в годах и постарше. Таких все находил или они меня находили.

      И с ученьем моим что-то странное. Я во время войны раза три начинал учиться и после войны, кажется, начинал. Может, на второй год оставался? Все помнится, пишем: «А между тем заря разгорается, вот уж золотые полосы…, в оврагах клубятся пары…» Еле-еле шесть классов закончил, семь как-то выправили по знакомству. И не посоветовал никто на художника учиться! Ни отец, ни дядя Толя, ни дядя Женя. Дядя Коля вообще только военные училища признавал. За несерьезное дело эти художества считали. Уж будто в мире все художники бедные и несчастные, как дядитолин сосед сказал! Сам-то я летчиком думал. Но сказали родные, летчиком уставать буду, я неусидчивый и интеллект хрупкий, маркшейдеров, нотариусов в роду никого, а советуют, как дедушка, железнодорожником стать. И рисуй на досуге на полном обеспечении государства!

      Я с ними сразу согласился,