Из архивов тайного суда. Вадим Вольфович Сухачевский

юных барышень, особо ему приглянувшихся.

      Увы, до сих пор их судьба…

      * * *

      …и, как стало известно, сегодня питерское отделение ВСЖ все-таки поддержало призыв ко всероссийской забастовке железнодорожников, а это означает, что, похоже, в ближайшие часы вся Российская Империя будет полностью парализована…

      * * *

      Когда я проходил через столовую, Никита накрывал стол к обеду на две персоны, пока выставлял лишь закуски, и чего только среди них не было! И осетрина, и семга, и икорка обоих цветов, и соленые груздечки. Здесь же стояла бутылка шампанского в серебряном ведерке со льдом. В тот день я как-то и не позавтракал, и, признаться, вид всей этой снеди даже заставил меня на время забыть о том деле, раде которого вообще пустился на эту самовольную авантюру. «Бедный господин Балуев!» – подумал я.

      Никита напутствовал меня:

      – Ваша милость, не затруднитесь сообщить их высокопревосходительству, что все готово-с, можно садиться.

      Мон женераль даже не заметил моего возвращения, он в кабинете все еще предавался карточным забавам, кажется, у него получалось уже лучше, и выглядел он, как дитя, наконец управившееся с подаренной новой игрушкой. Когда я передал ему слова Никиты, он, казалось, не сразу меня услышал; занятый своим, проговорил:

      – Bravo! Вот он, валет черный! Как и было заказано!.. А вот он валет-блондинчик! Ай да Валериан, ай да молодец!.. – Лишь затем удостоил меня взора: – А, это вы, штабс-капитан?.. Губы, говорите, надувать вот так?

      – В точности так, мон женераль.

      – А кашлять так?

      – Именно!

      – Что ж, на досуге еще поупражняюсь… Так что вы сказывали? Обед? Самое время. В таком случае, идемте.

      Мы с ним прошли в столовую.

      – Недурственно! – оценил генерал, у меня же от этого «недурственного» вида стола вторично потекли слюнки.

      Увы, текли они не долго, ибо в следующий миг поезд резко затормозил и стал как вкопанный. Торможение было настолько стремительным, что я едва устоял на ногах, генерала же швырнуло к столу, да так, что некоторые тарелки со снедью свалились на пол.

      – Черт! это еще что за синематограф?! – возмутился мон женераль, стряхивая икру, в которую только что угодил попасть обеими руками. С этими словами он рванулся в кабинет, схватил трубку телефона, связывавшего салон-вагон с начальником поезда, и прорычал: – Как это понимать, милостивый государь?! Вы что, дрова везете?! Да вашего машиниста надо!.. – И вдруг, осекшись, проговорил: – Ах, так!.. Вот оно что!.. Ну, коли так… – Он положил трубку и довольно холодно сообщил: – Впереди рельсы разобраны. Котовский. Его ребята уже трясут третий класс, видать, скоро и тут будут.

      – Ох ты Боже Свят!.. – перекрестился Никита. – Ведь говорила же Ироида Васильевна, ведь предупреждала!..

      У генерала же лицо даже просветлилось, явно сейчас он вновь чувствовал себя тем самым «храбрейшим из храбрых» молодым офицером из-под Плевны. Метнувшись назад, в кабинет, он распахнул один из своих сундуков и я, к своему удивлению, обнаружил,