Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл

я все же выкрутился, не сдох, как видите. Благородное искусство выживания – мой конек. Однако в тот день, когда нас всех связали вместе веревкой и погрузили на баркас, чтобы перевезти на «Адмирала де Рюйтера», я дал себе три клятвы. Первая: никогда не доверять служащему Компании, который скажет: «Мы прежде всего заботимся о ваших интересах». – Он подмигивает Якобу. – Вторая: ни за что не впасть снова в такую бедность, чтобы гнилые человечишки вроде ван Эйса могли меня купить и продать, словно какого-нибудь раба. И третья: получить обратно свои полгульдена с того паршивца раньше, чем дойдем до Кюрасао. Первую клятву я блюду и по сей день. Вторую… Что ж, есть основания надеяться, что, когда придет пора Ари Гроте отправиться на тот свет, могилка у него будет не самая нищенская. А третья клятва… Да-да, свои полгульдена я получил назад той же ночью.

      – Как? – спрашивает Вейбо Герритсзон, ковыряя в носу.

      Гроте начинает тасовать карты:

      – Моя очередь сдавать, приятели.

      Пять бутылей рому дожидаются на полке. Работники пьют больше, чем секретарь, но Якоб уже ощущает слабость в ногах. Он понимает: «За сегодняшней игрой я не озолочусь».

      – В приюте нас читать научили, – рассказывает Иво Ост. – Арифметике, Священному Писанию… Уж на Священное Писание они не поскупились, дважды в день гоняли на молитву. Евангелие наизусть учить заставляли, один стих за другим. Ошибешься – получишь тростью. Из меня бы пастор хоть куда! Да только кто станет слушать про десять заповедей от незаконного сына?

      Он сдает каждому игроку по семь карт, открывает верхнюю в оставшейся колоде:

      – Бубны – козыри!

      – Слыхал я, – говорит Гроте, выкладывая восьмерку треф, – компания отправила одного чернокожего, черней трубочиста, в пасторскую школу в Лейдене. Вроде он потом вернется в родные джунгли и покажет каннибалам Свет Господень, они тогда мирными станут, ага? Библия, мол, дешевле ружей, и все такое.

      – Зато с ружьями веселее, – замечает Герритсзон. – Бабах!

      – Что толку от раба, – спрашивает Гроте, – если он весь пулями продырявлен?

      Барт целует карту и выкладывает на стол даму треф.

      – Вот это – единственная бабенка на свете, которая тебе такое позволит! – объявляет Герритсзон.

      – Да я на сегодняшний выигрыш себе закажу красотку с золотистой кожей, – парирует Барт.

      – Господин Ост, имя вам тоже дали в приюте в Батавии?

      «Трезвым я бы ни за что об этом не спросил», – отчитывает себя Якоб.

      Но Ост не обижается – ром сделал его благодушным.

      – Да, точно. «Ост» – в честь Ост-Индской компании, которая основала приют, да и есть во мне восточная кровь, кто же спорит? «Иво» – потому что меня оставили на крыльце приюта двадцатого мая, это в старину считалось День святого Иво. Мастер Дрейвер в приюте то и дело высказывался: дескать, «Иво» – все равно что «Ева» в мужском роде, очень к месту, напоминание, что я зачат в первородном грехе.

      – Господу