Первый нехороший человек. Миранда Джулай

сниматься в кино? Или играть в театре?

      – А. Это вам мама сказала? – Она фыркнула. – Мне актерство неинтересно.

      Нехорошее дело. Я представляла себе большой перерыв – встречу или прослушивание, которые устранят ее из моего дома.

      Браунколь с яйцами из сковородки – ей я не предложила нисколько. Ранний отбой. Я слушала все, что она делает, из тьмы своей спальни. Телевизор включен, шлепает в уборную, смывает, рук не моет, выходит за чем-то к себе в машину, хлопает дверца машины, хлопает входная дверь. Открывается холодильник, открывается морозилка, затем – незнакомый писк. Я выскочила из кровати.

      – Она не работает, – сказала я, протирая глаза. Кли тыкала в кнопки на микроволновке. – Она мне досталась вместе с домом, но ей миллион лет. Она опасна – и не работает.

      – Ну, я попробую, – сказала она, выжав «старт». Микроволновка зажужжала, ужин медленно завращался. Она вперилась сквозь стекло. – Да вроде порядок.

      – Я бы отошла подальше. Излучение. Вредно для органов воспроизводства. – Она смотрела на мои голые ноги. Я обычно их не обнажаю, поэтому они небритые. Не по политическим причинам – это просто экономит время. Я отправилась обратно в постель. Микроволновка звякнула, дверца открылась, дверца захлопнулась.

      В четверг, чтобы избежать Рика, я выскользнула из дома в семь утра. Как раз когда входила в контору, он и позвонил.

      – Мне очень неловко вас беспокоить, мисс, но у вас тут женщина и она только что велела мне уйти.

      Я удивилась, что у него вообще есть мой номер – и телефонный аппарат.

      – Простите, она хочет с вами поговорить.

      Раздался грохот, телефон упал, появилась Кли.

      – Он взял и вошел на вашу территорию – никакой машины, ничего. – Она отдалилась от аппарата. – Удостоверение личности можно? Или визитку? – Я поморщилась от ее грубости. Хотя, может, мне больше не придется терпеть Рика.

      – Алло, Кли. Прости, забыла сказать о Рике: он садовничает. – Может, она запретит ему возвращаться, и я ничего не смогу с этим поделать.

      – Сколько вы ему платите?

      – Я… иногда даю двадцатку. – Ничего; я никогда ничего ему не давала. Внезапно я почувствовала, что меня весьма осуждают, весьма отчитывают. – Он практически родственник, – пояснила я. Это было неправдой ни в каком смысле – я не знала даже его фамилии. – Будь добра, позови его еще раз.

      Судя по звуку, она вроде бы бросила телефон на землю.

      Вновь в трубке был Рик.

      – Может, время неподходящее?

      – Мне очень, очень неловко. Она не слишком воспитанная.

      – У меня была договоренность с Голдфарбами… они ценили… но, возможно, вам…

      – Я ценю даже больше, чем Голдфарбы. Mi casa es tu casa[2].

      – Что?

      Я всегда считала его латиноамериканцем, но, кажется, ошибалась. В любом случае, наверное, неумно было это и произносить.

      – Пожалуйста, так держать, это просто недоразумение.

      – На

2

Мой дом – твой дом (исп.).