Во всем мне хочется дойти до самой сути…. Борис Пастернак

земля убежала!

      Как белым ключом закипая в котле,

      Уходит бранчливая влага, —

      Смотрите, смотрите – нет места земле

      От края небес до оврага.

      1915

После дождя

      За окнами давка, толпится листва,

      И палое небо с дорог не подобрано.

      Все стихло. Но что это было сперва!

      Теперь разговор уж не тот и по-доброму.

      Сначала все опрометью, вразноряд

      Ввалилось в ограду деревья развенчивать.

      И попранным парком из ливня – под град,

      Потом от сараев – к террасе бревенчатой.

      Теперь не надышишься крепью густой.

      А то, что у тополя жилы полопались, —

      Так воздух садовый, как соды настой,

      Шипучкой играет от горечи тополя.

      Со стекол балконных, как с бедер и спин

      Озябших купальщиц, – ручьями испарина.

      Сверкает клубники мороженый клин,

      И градинки стелются солью поваренной.

      Вот луч, покатясь с паутины, залег

      В крапиве, но, кажется, это ненадолго,

      И миг недалек, как его уголек

      В кустах разожжется и выдует радугу.

      1915

Импровизация

      Я клавишей стаю кормил с руки

      Под хлопанье крыльев, плеск и клекот.

      Я вытянул руки, я встал на носки,

      Рукав завернулся, ночь терлась о локоть.

      И было темно. И это был пруд

      И волны. – И птиц из породы люблю вас,

      Казалось, скорей умертвят, чем умрут

      Крикливые, черные, крепкие клювы.

      И это был пруд. И было темно.

      Пылали кубышки с полуночным дегтем.

      И было волною обглодано дно

      У лодки. И грызлися птицы у локтя.

      И ночь полоскалась в гортанях запруд.

      Казалось, покамест птенец не накормлен,

      И самки скорей умертвят, чем умрут

      Рулады в крикливом, искривленном горле.

      1915

На пароходе

      Был утренник. Сводило челюсти,

      И шелест листьев был как бред.

      Сине́е оперенья селезня

      Сверкал за Камою рассвет.

      Гремели блюда у буфетчика.

      Лакей зевал, сочтя судки.

      В реке, на высоте подсвечника,

      Кишмя кишели светляки.

      Они свисали ниткой искристой

      С прибрежных улиц. Било три.

      Лакей салфеткой тщился выскрести

      На бронзу всплывший стеарин.

      Седой молвой, ползущей исстари,

      Ночной былиной камыша

      Под Пермь, на бризе, в быстром бисере

      Фонарной ряби Кама шла.

      Волной захлебываясь, на́ волос

      От затопленья, за суда

      Ныряла и светильней плавала

      В лампаде камских вод звезда.

      На пароходе пахло кушаньем

      И лаком цинковых белил.

      По Каме сумрак плыл с подслушанным,

      Не пророня ни всплеска, плыл.

      Держа в руке бокал, вы суженным

      Зрачком следили за игрой

      Обмолвок, вившихся за ужином,

      Но вас не привлекал их рой.

      Вы к былям звали собеседника,

      К волне