Во всем мне хочется дойти до самой сути…. Борис Пастернак

арсенал,

      Я жизнь, как Лермонтова дрожь,

      Как губы в вермут, окунал.

      Лето 1917

* * *

      Сестра моя – жизнь и сегодня в разливе

      Расшиблась весенним дождем обо всех,

      Но люди в брелоках высоко брюзгливы

      И вежливо жалят, как змеи в овсе.

      У старших на это свои есть резоны.

      Бесспорно, бесспорно смешон твой резон,

      Что в гро́зу лиловы глаза и газоны —

      И пахнет сырой резедой горизонт.

      Что в мае, когда поездов расписанье

      Камышинской веткой читаешь в пути,

      Оно грандиозней Святого писанья,

      Хотя его сызнова все перечти.

      Что только закат озарит хуторянок,

      Толпою теснящихся на полотне,

      Я слышу, что это не тот полустанок,

      И солнце, садясь, соболезнует мне.

      И, в третий плеснув, уплывает звоночек

      Сплошным извиненьем: жалею, не здесь.

      Под шторку несет обгорающей ночью,

      И рушится степь со ступенек к звезде.

      Мигая, моргая, но спят где-то сладко,

      И фата-морганой любимая спит

      Тем часом, как сердце, плеща по площадкам,

      Вагонными дверцами сыплет в степи.

      Лето 1917

* * *

      Ты в ветре, веткой пробующем,

      Не время ль птицам петь,

      Намокшая воробышком

      Сиреневая ветвь!

      У капель – тяжесть запонок,

      И сад слепит, как плёс,

      Обрызганный, закапанный

      Мильоном синих слез.

      Моей тоскою вынянчен

      И от тебя в шипах,

      Он ожил ночью нынешней,

      Забормотал, запах.

      Всю ночь в окошко торкался,

      И ставень дребезжал.

      Вдруг дух сырой прогорклости

      По платью пробежал.

      Разбужен чудным перечнем

      Тех прозвищ и времен,

      Обводит день теперешний

      Глазами анемон.

      Лето 1917

Дождь

      Надпись на «Книге степи»

      Она со мной. Наигрывай,

      Лей, смейся, сумрак рви!

      Топи, теки эпиграфом

      К такой, как ты, любви!

      Снуй шелкопрядом тутовым

      И бейся об окно.

      Окутывай, опутывай,

      Еще не всклянь темно!

      – Ночь в полдень, ливень, – гребень ей!

      На щебне, взмок – возьми!

      И – целыми деревьями

      В глаза, в виски, в жасмин!

      Осанна тьме египетской!

      Хохочут, сшиблись, – ниц!

      И вдруг пахнуло выпиской

      Из тысячи больниц.

      Теперь бежим сощипывать,

      Как стон со ста гитар,

      Омытый мглою липовой

      Садовый Сен-Готард.

      Лето 1917

      Книга степи

Из суеверья

      Коробка с красным померанцем —

      Моя каморка.

      О, не об номера ж мараться

      По гроб, до морга!

      Я поселился здесь вторично

      Из суеверья.

      Обоев цвет, как дуб, коричнев

      И – пенье двери.

      Из рук не выпускал защелки.

      Ты вырывалась.

      И